Назад в Страну Советов. Лифчик для мальчика

История и документы. Мы продолжаем цикл публикаций по истории СССР, основанный на авторских воспоминаниях. На этот раз воспоминания будут и «очень» старыми, и «не очень» одновременно. Причина: новый зал, открывшийся в пензенском музее И.Н. Ульянова и посвященный моде конца 19-го и всего 20 века. Зашел туда, посмотрел, попросил разрешения у директора пофотографировать. Так, собственно, и появился этот материал.



Но начнем все-таки с воспоминаний. Сначала, то есть как стал себя помнить, я не отдавал себе отчета в происходящем. Дети же как зверьки, дают – берут, бьют их – они плачут, а почему, что и как, малышам неведомо. Вот и мне было неведомо, почему у нас такой дом: всего две комнаты и кухня, стены, что не доходят почему-то до потолка. Огромная печь, которую нужно топить дровами и углем, да еще и на ней готовить, а рядом рукомойник и под ним помойное ведро омерзительного вида, которое требовалось ежедневно и по много раз выливать. Воду в дом носили с улицы, сначала дед, потом мама и бабушка. Дед спал у самой двери, ведущей в сени, бабушка — в зале на диване, и только у мамы и у меня была отдельная маленькая комната, где стоял огромный платяной шкаф, две наши кровати, письменный стол и еще резной столик овальной формы на одной ножке, покрытый вязаной кружевной скатертью, на котором в большой пузатой стеклянной емкости плавал отвратительного вида чайный гриб, «сикалки» которого нужно было пить. В зале стоял круглый стол с большой керосиновой лампой, над ним, под желтым абажуром из ткани – электрическая лампа. Между окнами – огромное, под потолок трюмо, у окон – веерные пальмы, а в углу – черная тарелка радио и телевизор «Рекорд». Ну и еще комод с часами, шкаф с книгами, кресла, стулья, буфет… Словом, не побегаешь. Пол застилал огромный ковер (на рисунке показан палас, но это неправильно).


Позднее я узнал, что дед в годы войны был директором гороно, что у него два ордена – Ленина и «Знак Почета», но спит он почему-то у двери в самые сени. «Зато жив», — ответил он мне на вопрос об «улучшении жилищных условий», и на этом разговор закончился. Интересно, что мебель, хотя и разнокалиберная, в целом была очень красивой и высокого качества, кроме разве что буфета, купленного уже на моей памяти.



Вот среди всего этого мне и пришлось находиться в ранние годы, в особенности когда выйти на улицу было нельзя, то есть осенью, когда холодно и грязно, зимой, когда снег и мороз, и весной, когда все тает и мокро. То есть большую часть года. Ведь надо помнить, что асфальта на нашей улице тогда еще не было. Ходить приходилось по деревянным тротуарам – доскам, набитым на поперечные бревна, и все это хлюпало, скользило, утопало в грязи. Дворы соседских мальчишек, как и мой, для игр были приспособлены мало, так что маленьким детям поневоле приходилось играть роль «арестантов».


Уже много позднее, прочитав «Белеет парус одинокий» Валентина Катаева и «Горбатый медведь» Евгения Пермяка, я удивился тому, как там описано детство героев этих книг и как оно похоже на мое собственное! Те же лампы и половики на полу. Правда, у меня школа, у них гимназия, но даже форма, и та была похожа на гимназическую вплоть до 1963 года. А уж одежда маленьких детей была ну просто один в один!



Например, мне в самом нежном возрасте полагались длинные сатиновые трусы летом и теплые панталончики зимой. Майка, а поверх нее – ну точно такой же фланелевый лифчик, как и у Павлика, вот только я его всегда старался носить пуговицами наперед. Имел он две лямки, шел на уровне живота и груди, а внизу к нему были пришиты четыре шлейки с очень хитрыми застежками для чулок. Чулки, коричневые в рубчик, резинок вверху не имели и, конечно же, сваливались с ног. Вот их на эти застежки и крепили, и горе было горькое, если вдруг в приличном обществе они расстёгивались. Дело в том, что в гости к родственникам деток тогда одевали в короткие штаны типа шортов, опять же на помочах (ну все как еще в одном культовом фильме, «Чук и Гек»), скрещенных сзади и прямых спереди. И чулки из-под них были видны, конечно.


Удивительно, но у мальчиков в этих самых коротких штанишках застежки чулок хотя бы из-под них не выглядывали, а вот у девочек мода была просто удивительной: коротенькие юбочки в растопырочку, под ними разноцветные панталончики нежных цветовых оттенков, а из-под них как раз вот эти самые шлейки с застежками и торчали, причем ровно настолько, чтобы голая кожа между чулком и юбкой была видна! Современный человек может полюбоваться на эту странную моду в кинофильме «Первоклассница» (1948 год). Особенно в той сценке, где мальчик Сережа приходит в гости к «первокласснице», и толпа девочек встречает его в прихожей.


Впрочем, торчащие из-под юбок у девчонок рейтузы и голые ноги с чулками никаких «таких» мыслей у меня, да и у других мальчишек, совсем не вызывали. Просто эта полоска была заманчивой целью… для стрельбы из пальчиковой рогатки из резинки-венгерки! И лучшей наградой тому, кто туда попадал, был громкий девчачий визг! А вот не надо было чулки короткие на застежках носить!


Были у девочек и трусы на резинках вокруг ног. Носить их мальчикам строго запрещалось… неписаными уличными правилами. «У него девчачьи трусы! Бей его!» Вот так тогда обычно мы кричали, стоило такое заметить. Поэтому, став постарше, я просто требовал, чтобы мне такое не покупали. «Но ведь удобно, — говорила мне мама, — а «под низом» (так в конце 19 и в середине 20 века говорили про верхнюю и нижнюю одежду) не видно!» Но я был непреклонен, зная, что если на мне такое увидят, то мне несдобровать. То же самое отношение, правда, уже когда я учился в школе, почему-то существовало и в отношении кальсон. Они были разные, опять же пастельных тонов, и утепленные, тогда как у взрослых в основном белые и «холстинные». То есть в зиму, в холод, под форменные школьные брюки можно было надевать спортивные штаны. Но только не кальсоны! Стоило кому-то на ком-то их увидеть на приготовлении к уроку физкультуры (а переодевались мы тогда прямо в классе), тут же раздавался громкий крик: «Кальсонник! Бей его!» Почему всех, скажем так, отличавшихся одеждой от других, надо было обязательно бить, я так и не смог понять, но это было нормой нашей жизни.

Взрослые тетеньки пользовались поясами. Конечно, не такие эротичными, как в современных фильмах соответствующего содержания, но функцию свою они выполняли. Или круглыми резинками шириной в два пальца, которые надевали поверх чулок и носили на бедрах. Детям давать такое врачи не рекомендовали, мол, они «перетягивают сосуды».

А как носить мужчинам носки без резинок? Для этого использовались «подвязки», тоже резиновые, но с пряжками, поморгавшими фиксировать их по ноге ниже колена. И у каждой такой «подвязки» была шлейка с застежкой для носка. Именно о такой мужской подвязке, кстати, идет речь в повести А. Гайдара «Судьба барабанщика» и одноименном кинофильме. Надевали их обычно поверх кальсон, и это было очень неудобно, поскольку и они иной раз спадали, причем с носками, и позорно вылезали наружи из штанин. Такого тут же называли «подвязочником». Мол, следи за своим туалетом!


Впрочем, только где-то до 8-го класса, а там мы уже становились намного терпимее и воспитаннее. А до того… Ох, какие-то мы все были дикари, ей-богу! Один мальчик во время репетиции очередного литмонтажа, на которых была помешана наша «классуха» с 1-го по 4-й класс, описался… и побежал в туалет, оставляя за собой капли… И что же? За ним туда помчался весь класс, с дикими воплями: «Бей его, он обоссался!»




Тяжело приходилось в школе полненьким, тем, у кого был лишний вес. (Не то что сейчас, как я посмотрю. В школе на них никто не обращает внимание. Я много раз спрашивал внучку.) У нас же в ходу были обидные клички: Жиртрест, Жиряга и им подобные. А на перемене полных толкали с криками: «Выжимай из жирного жир!» Такое вот было замечательное советское воспитание, о котором многие сегодня так жалеют!


До 1968 года одежды у детей было мало. Летом мы бегали в майках, трусах и сатиновых шароварах, а весной и осенью, если было тепло, мне, например, выдавалось старенькое пальтишко под названием «трях-трехунечик», фуражка (прямо как «кепарик» у Эмиля из Лённеберги), которые я очень любил, и старые заплатанные штаны. Причина любви: мне в этом разрешалось валяться по земле где угодно! Например, мы ложились на насыпь железной дороги и скатывались «бревнышком» вниз. Естественно, при таких диких играх любая приличная одежда была детям просто противопоказана. Лично у меня по возвращении с улицы вид часто бывал похуже, чем у нынешнего бомжа.


Интересно опять-таки, что бегать по улице летом можно было только в трусах, а в плавках, которые тоже резинки не имели и завязывались на две веревочки по бокам, — ни в коем случае. Это называлось «бегать нагишкой», и за это у нас наказывали тем, что потом не выпускали на улицу! Странные моды, странные обычаи…




P. S. Автор благодарит администрацию музея И.Н. Ульянова в Пензе за помощь в организации проведения фотосъемки.

Автор:

Вячеслав Шпаковский

Статьи из этой серии:

Назад в СССР. Информация для советских детей
Архивные дела: НКВД о крестьянах и стахановцах
Архивные дела. От «классово чуждых» до «потери партийного чутья»
Назад в СССР. Мозаика памяти
По волне нашей памяти