Эта статья посвящена французскому полководцу Гастону де Фуа, герцогу де Немюру. Почему именно ему? С одной стороны – потому что заслужил. Можно с уверенностью сказать, что по своим дарованиям он не уступал более знаменитым коллегам по профессии, таким как Великий Конде или Тюренн. С другой – он широко известен лишь в узких кругах, да и то – благодаря единственному сражению, которое подробно описывается во всех книгах по военной истории (а кто бы знал о Конде, если бы он погиб при Рокруа). Действительно, военная карьера Гастона длилась всего несколько месяцев, поэтому ее можно описать в одной не слишком длинной статье.
Сначала, как полагается, немного биографических сведений. Гастон де Фуа, герцог де Немур, граф д’Этамп и виконт Нарбонны, пэр Франции и прочая и прочая, родился 10 декабря 1489 года. Его отцом был Жан де Фуа из дома Фуа-Грайи, а мать – Мари Орлеанская, сестра короля Луи XII.
Понятно, что при такой родословной было трудно не сделать себе военную карьеру, но, как в дальнейшем выяснилось, к происхождению приплюсовались таланты, энергия и мужество. Гастон участвовал во всех итальянских кампаниях, начиная с подавления генуэзского мятежа в апреле 1507 года (Генуэзская республика и Миланское герцогство в тот период были захвачены французами). Одновременно он был назначен губернатором провинции Дофине, но на этой должности никак не отметился.
Карта Италии на период начала Итальянских войн
Как следует из прозвища героя статьи, он воевал в Италии, где в то время шла очередная, третья или четвертая по счету из Итальянских войн – т. н. война Священной лиги (ничего священного, разумеется, в этой лиге не было). Иногда эту войну считают частью войны Камбрейской лиги, порой выделяют в отдельную – отсюда и разночтения.
Это было очень интересное время, когда рыцарство, его идеалы и традиции еще существовали, но их уже вовсю вытесняли наемники со своей моралью, точнее – ее полным отсутствием. Вчерашние союзники становились злейшими врагами и наоборот, так что Макиавелли лишь описывал существовавшую реальность. В драке за богатейшие итальянские земли участвовали Франция, Испания, Священная Римская империя и по мере сил сами итальянцы, т. е. Венецианская республика, папское государство и мелкие североитальянские герцогства.
Описывать все хитросплетения тогдашней политики и ее продолжения, т. е. войны, я не буду, достаточно указать, что на момент появления в Италии Гастона де Фуа французский король оказался в изоляции. Против Франции выступили Испания, римский папа Юлий II, Венеция и даже швейцарцы, обычно сражавшиеся под ее знаменами. Единственным союзником были Флорентийская республика и герцог Феррарский Альфонсо д'Эсте , большой знаток и энтузиаст артиллерии, но явно не та фигура, которая способна серьезно повлиять на ход войны.
Портрет Альфонсо д'Эсте работы Тициана
Итак, в октябре 1511 года Гастон де Фуа прибыл в Милан в качестве губернатора герцогства и командующего французской армией. Его первой задачей было отразить наступление швейцарцев, которые формально выступили по призыву папы Юлия II, но фактически впервые решили играть в собственную игру и посадить на трон правителя Милана свою марионетку [1].
Вообще-то, союзники, т. е. испанцы, англичане и итальянцы, планировали одновременные удары по Франции и ее итальянским владениям, но, как обычно бывает у союзников, синхронности не получилось, и в конце ноября – начале декабря наступление начали только швейцарцы. Тем не менее это была очень серьезная угроза, т. к. швейцарцы считались лучшими европейскими солдатами, и даже поражение при Чериньоле в 1503 году не поколебало эту репутацию. Тем более что армия была достаточно крупной – более 15 тыс. пехотинцев [3], правда, без конницы и артиллерии – их обычно поставляли союзники.
Сейчас трудно сказать, как именно происходило отражение этого нападения, однозначно известно только то, что крупных сражений не было. По одним сведениям, Гастон, избегая сражения, собрал все припасы в нескольких опорных пунктах и нападал небольшими отрядами на швейцарских фуражиров [3], по другим – предлагал дать сражение там, где было выгодно ему, но отказались швейцарцы [4], по третьим – король Луи XII их просто перекупил [13]. Последнее, конечно, возможно, но скорее как дополнительный стимул покинуть негостеприимное герцогство. Как бы то ни было, не имея снабжения и не дождавшись союзников, в конце декабря швейцарцы вернулись на юг Швейцарии.
Между тем в январе 1512 года активизировались испанцы неаполитанского вице-короля дона Раймондо де Кардона (юг Италии принадлежал им еще с 1504 года) и папские войска. В мае предыдущего года французы захватили принадлежащую папскому государству Болонью. Теперь Святой отец решил отбить город с испанской помощью.
Одновременно венецианские войска сосредотачивались напротив Брешии и Бергамо. Эти города также были захвачены французами, но до этого они входили в состав Венецианской республики, причем сохраняли значительную автономию, благодаря чему жители в большинстве симпатизировали именно ей, т. е. Венеции.
Раймондо де Кардона
26 января дон Раймондо с 20-тысячной армией, состоящей примерно поровну из испанцев и итальянцев, начал осаду Болоньи. Непосредственно осадной деятельностью руководил дон Педро де Наварро – лучший инженер того времени. Он подвел под городскую стену пороховую мину и взорвал ее. Однако, несмотря на жуткий грохот и дым, обрушения стены не произошло.
Жители Болоньи приписали это чуду, сотворенному Мадонной, а французы – колодцу, прорытому над минной галереей (ее обнаружили с помощью, казалось бы, детских игрушек – колокольчиков и погремушек) [6]. В полном соответствии с законами физики энергия взрыва ушла по линии наименьшего сопротивления. Вероятно, правы были именно французы. Кстати, первый известный случай противоминной борьбы.
Хотя штурм, предпринятый союзниками 1 февраля, был отбит, вряд ли двухтысячный гарнизон мог бы долго сопротивляться. Однако 5 февраля под стенами Болоньи неожиданно для союзников появилась французская армия – 1 300 копий, т. е. порядка 5 тыс. кавалеристов, 6 000 ландскнехтов и 8 000 французских и итальянских пехотинцев [4].
Солдатам пришлось несколько дней идти форсированным маршем по размокшим дорогам, под дождем и снегом – в том году зима выдалась суровая, разумеется, по итальянским меркам. На рассвете, воспользовавшись снегопадом, вся армия незамеченной вошла в город, благо он не был полностью окружен – Кардона перекрыл северное и восточное направления, т. е. пути из Милана и Флоренции, но Гастон де Фуа обошел город и прошел через западные ворота. Наверно, можно не уточнять, что осуществить такой марш легко только на бумаге.
Обнаружив это событие, вице-король снял осаду и ушел на восток к городку Имоле. При этом большую часть осадного парка и обоза ему пришлось оставить [3].
Однако для французов это было лишь началом кампании. В первых числах февраля восстали города Брешия, Бергамо и несколько городков поменьше. Разумеется, это не были стихийные выступления широких народных масс. По событиям в Бергамо информации довольно мало, но относительно Брешии известно, что заговорщики координировали свои действия с командиром ограниченного контингента венецианских войск (согласно источникам [14] – 3 тыс. кавалерии и столько же пехоты) Андреа Гритти и в ночь со 2 на 3 февраля открыли ему ворота.
Французский гарнизон и сторонники французов из местных жителей (кому удалось, разумеется) отступили в замок, расположенный на холме Чиднео вне города. Замок сразу же был осажден, однако новоявленные союзники не стали его штурмовать. То ли не решились, поскольку там собрались от 500 до 800 [14] французских солдат, то ли потому, что занялись более важным делом – стали сводить счеты со сторонниками французов, что сопровождалось неизбежным грабежом.
Суровый Гритти на портрете того же Тициана.
Узнав о событиях в Брешии, после короткого (менее 72 часов) отдыха Гастон отправился обратно, к Брешии. Правда, ему пришлось усилить гарнизон в Болонье на случай если Кардона вернется, оставив там 3 или 5 тыс. [3] солдат. Вместо того, чтобы идти на северо-запад, непосредственно к Брешии, сначала он отправился на север, чтобы перехватить отряд венецианцев. Ему это удалось 11 февраля, но детали сражения очень сильно различаются в разных источниках.
Впрочем, противоречия в источниках – это скорее норма, чем исключение. Итальянская «Википедия» [4] пишет, что сражение произошло недалеко от Изолла-делла-Скала, у Гастона де Фуа было 700 жандармов и 3 тыс. пехоты, у венецианцев – 300 латников, 400 кавалеристов (насколько можно понять, это были страдиоты – легкая кавалерия из албанцев на венецианской службе) и 12 000 пехотинцев. Разумеется, последняя цифра вызывает очень серьезные сомнения. Тем более что потери итальянцев, по этому же источнику – всего 300 человек и 2 пушки.
Военная энциклопедия Сытина [5] пишет, что венецианцев было всего 3 тыс., и сам Гастон в сражении не участвовал, там управился один рыцарь без страха и упрека, т. е. шевалье де Байар со своим отрядом. Судя по всему, внезапная атака французских рыцарей рассеяла венецианцев, и те не оказали серьезного сопротивления. Для французов главным было то, что венецианцы после сражения направились не к Брешии, а прямо в противоположную сторону.
Пьер Террай де Байар
Как бы то ни было, пройдя за 9 дней 215 километров, 17 февраля французская армия появилась у стен Брешии, хотя сам Гастон де Фуа с авангардом прибыл на день раньше.
Конечно, нам сейчас трудно оценить, насколько это выдающееся достижение, но современников оно впечатлило. Собственно, именно за эту быстроту передвижения он и получил прозвище. Предполагается, что на тот момент у него было около 12 тыс. человек [4] или в любом случае – не более 15 тысяч.
Для жителей Брешии появление французов было громом среди ясного неба, поскольку Гритти кормил их сказками о том, что Кардона захватил Болонью, а французы разбиты и бегут. Поэтому подготовки к осаде практически не было, как и попыток штурма замка; его, видимо, хотели взять измором.
В принципе, зашитников Брешии было более чем достаточно – итальянские источники [4] утверждают, что только венецианский отряд насчитывал 500 латников, 800 кавалеристов (видимо, страдиотов) и 8 тыс. пехотинцев, Карло Пасеро [14] насчитал более 9 тыс. человек, вошедших в Брешию в ночь со 2 на 3 февраля.
Помимо наемников, в городе было множество ополченцев и добровольцев из других городов. Например, глава заговора, граф Авогадро, имел собственную «гвардию» из полутора тысяч горцев из Валь-Тромпии. Однако большая часть войск находилась вне стен Брешии: или блокировала замок, или была еще дальше – у монастыря Сан-Фьорано, в нескольких километрах от города.
В ночь на 17 февраля французы под проливным дождем поднялись на гору Маддалена, захватили монастырь Сан-Фьорано и перебили тысячу находившихся там горцев. После этого Гастон отправил в замок подкрепление – 400 спешенных жандармов и 3 тыс. пехотинцев [4]. Во многих источниках говорится, что из-за размокшей почвы де Фуа приказал солдатам снять обувь. Но, вероятно, речь шла только о рыцарских сабатонах. Да и когда он приказал – в эту ночь или при последующих атаках, тоже неясно.
Теперь замок стал опорным пунктом для последующего штурма города. Однако, согласно статье Il sacco di Brescia di cinquecento anni fa [9], подкрепление было отправлено в замок лишь 18 февраля, уже после того, как французская армия окружила город и зачистила его окрестности.
18 февраля Гастон де Фуа отправил защитникам города предложение сдаться и открыть ворота. Всем, кроме венецианского гарнизона, гарантировалась жизнь, безопасность, как их самих, так и их имущества. Однако жители Брешии предложение отклонили. По другой информации, Гритти перехватил письмо и отказался от их имени [3]. Он лишь ускорил рытье рва с валом перед воротами Сан-Назаро напротив замка. Именно там находились его наиболее боеспособные войска.
Утром следующего дня началась атака французов. Насколько можно судить, им не пришлось карабкаться на стены. Они штурмовали земляной вал и, несмотря на потери (там был ранен Байяр), сумели его взять. После этого, преследуя отступавших итальянцев, французы ворвались в город. Правда, есть такое свидетельство – Штурм Брешии в 1512 году показывает хорошее взаимодействие со стрелками: 500 спешившихся жандармов присели, аркебузиры сделали общий залп, и тогда сквозь клубы дыма французские рыцари и пехотинцы ринулись в пролом, где пули основательно проредили встречающую гостей партию. [15]
Возможно, это неточный перевод и имелась в виду брешь в земляном валу [9].
Как бы то ни было, французам удалось войти в город. Дальнейшее было делом техники. Французы во главе с самим герцогом с уличными боями дошли до центра города, после чего всякое сопротивление было подавлено. Часть гарнизона во главе с Гритти и Авогадро попыталась вырваться за городские ворота, но французские жандармы загнали их обратно. И Гритти, и Авогадро были взяты в плен, но их судьба оказалось разной – первого отправили во Францию, а граф Авогадро с сыновьями был казнен на городской площади.
Предполагается, что венецианский гарнизон был уничтожен почти полностью, как и большинство других защитников города. Французы также понесли потери, итальянские источники дают фантастическую цифру – 5 тыс. человек [4], но там же уточняется, что, по другим данным, потери французов составили всего 100 человек убитыми. Среди раненых, кроме Байара, был и другой командир – Жак де ла Палис. Тем не менее французы понесли неожиданные потери, но об этом немного позднее.
Гастон де Фуа под страхом смерти запретил грабить город до конца боев. Зато уж потом его солдаты развернулись. Вообще-то, незыблемый закон войны гласил, что город, взятый штурмом, подлежит безусловному разграблению. Новыми были только беспощадность и масштаб процесса.
На улицах города было убито, по разным сведениям, от 8 до 20 тыс. человек. Правда, никакой униформы тогда не существовало, и понять, где солдат, выкинувший шлем и пику, и где мирный обыватель, было очень сложно. Французские историки уточняли, что все убитые были мужчинами; это было правдой – женщин только насиловали.
Французские источники также констатировали, что в бесчинствах отличились не французы, а немецкие ландскнехты и гасконские наемники, но брешианцам это было без разницы. Что же касается грабежа, то итальянские источники упоминают, что не ограбленным остался всего один дом – куда внесли раненого Байяра.
Неприятной неожиданностью для французских командиров стало дезертирство – многие солдаты решили, что они могут вернуться домой зажиточными людьми, и больше незачем рисковать жизнью. Интересно, что даже итальянские историки самого де Фуа особо не обвиняли – он же предлагал сдаться, остальное от него не зависело.
Грабеж продолжался 5 дней, еще 3 потребовалось, чтобы убрать трупы с улиц. После этого армия направилась к Бергамо. Его жители уже знали, что произошло в Брешии и открыли ворота, откупившись от французов довольно крупной суммой 60 тыс. дукатов (состоятельный венецианец жил на 15–20 дукатов в течение года, а богатейшее Миланское герцогство приносило 700 тыс. дукатов годового дохода). Затем, оставив гарнизоны в усмиренных городах, Гастон де Фуа вернулся в Неаполь.
Однако долго отдыхать ни ему, ни армии не пришлось. Наступление на Францию с разных направлений становилось все более очевидным. Более того, к английскому и испанскому королям готовился присоединиться император Священной Римской империи Максимилиан. Последний даже приказал ландскнехтам покинуть французский лагерь и идти в Германию. Другое дело, что их командир Якоб из Эмса (или Эмпсер), симпатизировавший Гастону, положил приказ под сукно.
В этих условиях король Луи XII предписывал Гастону де Фуа действовать наступательно и максимально быстро, чтобы разгромить хотя бы кого-то из союзников и принудить к выгодному для Франции миру. После чего отправить часть армии во Францию. Соответственно, испанский король дал своему неаполитанскому наместнику прямо противоположные предписания – избегать сражений и тянуть время.
Навербовав новых наемников (тут пригодились бергамские денежки) и подготовив новое наступление, Гастон де Фуа в конце марта 1512 года прибыл в Феррару, где его армия была усилена местной пехотой, а главное – 24 пушками, что довело количество пушек до 54, более чем значительное количество для тех лет. Что не менее важно, феррарский герцог Альфонсо д’Эсте лучше всех в Европе умел ими пользоваться.
Первой целью французской армии была Равенна, город в Романье, захваченный папскими войсками у Венеции всего несколько лет назад. Это был довольно большой город с собственным портом. Что важнее – последний опорный пункт в Романье, еще оставшийся под контролем папского государства и обеспечивавший связь с Венецией. Поэтому папа настоятельно просил Кардону не допустить захвата города французами. В свою очередь Гастон де Фуа рассчитывал либо взять город и двигаться в сторону Рима, либо спровоцировать испанцев на решающее сражение.
9 апреля пушки Гастона де Фуа начали обстреливать средневековые стены Равенны, т. е. высокие и сравнительно тонкие, и довольно быстро пробили бреши, достаточные для штурма. Кардона успел отправить в город подкрепление, поэтому штурм, произведенный на следующий день, был отбит. Тем не менее всем было понятно, что без прибытия испанской армии город обречен.
Понимая это, Кардона совместно с папскими войсками двинулся на север, в сторону Равенны. Того же 9 апреля союзники вышли из Форли, городка, расположенного в 30 км южнее Равенны и двинулись по правому берегу реки Ронко (Рончо). Уже на следующий день они прибыли в деревню Молиначчо недалеко от Равенны. Теперь две вражеские армии отделяла лишь река и одна миля расстояния.
Кардона не собирался атаковать французов, наоборот, он срочно начал строить укрепленный лагерь на берегу Ронко. Идея состояла в том, чтобы создать угрозу для французской армии, мешать ей вести полноценную осаду (для осады требовалось окружить город, т. е. рассредоточиться) и отрезать подвоз снабжения. Кстати, венецианские союзники уже перехватили один конвой с продовольствием [3]. Поэтому 10 апреля на военном совете в палатке де Фуа было решено на следующий день атаковать армию Кардоны.
О сражении при Равенне 11 апреля 1512 написано довольно много и, несмотря на неизбежные расхождения, в основном описания совпадают. Расхождения в целом касаются численности отдельных отрядов и их расположения на местности. Известно, что французская, а точнее – франко-итальянская армия насчитывала 23 тыс. при 50 или 54 орудиях (хотя итальянские источники урезают их количество до 40 [17]).
По всем оценкам, пехоты было около 18 тыс., состоявшей из немецких, гасконских, французских и итальянских контингентов. Наиболее боеспособными из них были немецкие ландскнехты из южногерманских земель. Они были образованы по образу и подобию швейцарской пехоты и, как последние, были вооружены длинными пиками, и строились глубокими колоннами.
Обычно их число определяют в 5 тыс., хотя иногда цифра варьируется от 4 [17] до 8,5–9 тыс. [1]. Итальянцев, вероятно, было около 5 тыс., остальные – гасконцы и французы. Иногда пишут не о французской, а о пикардийской пехоте, но наверняка в ней были наемники из всех французских провинций.
Что интересно, гасконцы все еще использовали арбалеты, а не аркебузы, как испанцы. Даже французы оценивали свою пехоту не слишком высоко и при любой возможности старались заменить ее швейцарцами или ландскнехтами, итальянская пехота не сильно от нее отличалась. Гасконцы были получше, один французский полководец выразил это в цифрах – 9 гасконцев стоят 20 французов, но до уровня швейцарцев, ландскнехтов и испанцев не дотягивали.
Конницы было порядка 5 тыс., из них более 1 500 жандармов, безусловно, лучшей тяжелой конницы Европы. Жандармы экипировались за свой счет и не экономили на доспехах и лошадях, но получали жалованье из королевской казны, а потому были более дисциплинированы, чем средневековый арьербан.
Схема сражения при Равенне из статьи Вильяма Уэлча
Испано-папскую армию оценивают в 16–17 тыс. человек при 24 [17] или 30 [1] орудиях. Согласно почти всем источникам, испанской пехоты было 10 тыс., многие из которых были ветеранами, воевавшими еще с Великим капитаном Гонсало де Кордоба. Испанская пехота еще не стала лучшей в мире, но быстро двигалась в этом направлении.
Организационно она состояла из постоянных колунел (знаменитые терсиос появились позднее) численностью 1 000–1 300 человек. Ее интересной особенностью было наличие, помимо аркебузиров и пикинеров (их соотношение было 1 к 6 ), роделерос – пехотинцев, вооруженных шпагой и щитом. В дальнейшем роделерос перестали использоваться в Европе, но именно в этом сражении они оказались очень к месту.
Папской пехоты было 3–4 тыс., тяжелой конницы – около 1 500 всадников и столько же хинетов – испанской легкой конницы. Лишь Вильям Уэлч [3] пишет, что пехоты было 10 тыс., из них 8–9 тыс. испанской и 7 тыс. конницы.
А это схема – из военной истории Свечина. Видно, что разница значительная
Позиция, выбранная доном Педро де Наварро была почти неприступной – при всех различиях в источниках видно, что обойти ее с флангов было невозможно. Фронт испанцев длиной менее километра был усилен рвом, за которым располагались повозки с кулевринами и тяжелыми крепостными аркебузами (их было около 200 [18]), между ними были размещены стрелки и полевые орудия и уже за ними – пехота в центре и кавалерия на флангах.
С обеих сторон между рвом и рекой были оставлены промежутки для возможной контратаки конницы. Однако у этой позиции был и недостаток – довольно большое расстояние до города. Видимо, поэтому не было никакого взаимодействия с гарнизоном Равенны, который насчитывал 5 тыс. человек [1], но даже не попытался произвести вылазку.
Из статьи Уэлча. Даже не знаю, насколько такое сооружение реально.
Перед сражением Гастон де Фуа вполне в рыцарском духе вызвал Кардону на поединок. Тот вызов принял, но из укреплений не вышел. Также Гастон впервые в истории составил письменную диспозицию для своих войск; видимо, она не сохранилась, иначе у историков было бы меньше споров. Ночью французские саперы навели понтонный мост через Ронко, и утром вся армия беспрепятственно переправилась и двинулась в сторону испанского лагеря. Кардона не захотел покидать выгодные позиции и отказался от предложения атаковать противника на переправе, хотя расстояние от лагеря до моста составляло чуть больше полукилометра.
К середине утра французская армия развернулась в боевой порядок напротив испанского лагеря. Он был достаточно стандартный – пехота в центре, конница на флангах и резерв, который можно было задействовать против вылазки гарнизона. Более конкретно говорить трудно, поскольку каждый источник рисует свои схемы, но ясно, что ландскнехты располагались в центре.
Неизвестно, как разместили пушки французы в начале сражения: по одним источникам – равномерно перед фронтом, по другим – слева и справа от пехоты. Более того, неясно, кто ими командовал – итальянские источники пишут, что всей артиллерией распоряжался герцог Феррарский, французские – что тот мог командовать только своими пушкарями.
Сражение при Равенне на гравюре. При желании можно разобрать надписи Тедески (немцы), Франчези и Гаскони
Однако немедленной атаки не последовало. Вместо этого французская артиллерия начала обстрел испанских боевых порядков, испанцы ответили тем же. Взаимный обстрел длился более двух часов. Иногда это называют первой в мире артиллерийской дуэлью, что неточно, поскольку дуэль предполагает стрельбу друг по другу.
Французы довольно быстро убедились, что их огонь малоэффективен. Тогда находившийся на французском левом фланге Альфонсо д’Эсте перебросил свои пушки (или их часть) еще дальше вперед и влево, так что стало возможно вести фланкирующий огонь. На правом фланге французы переправили две пушки через мост на другой берег Ронко и тоже начали обстрел испанской, а точнее – итальянской кавалерии. Иными словами, французы впервые в мире применили маневр артиллерии колесами и организовали огневой мешок.
В итоге взаимный обстрел возымел эффект. Испанская пехота могла укрыться во рву или просто залечь, а вот испанской и итальянской кавалерии пришлось труднее, и в конечном счете они вышли через проходы на обоих флангах и пошли в атаку на конницу французов (здесь и в дальнейшем я значительно упрощаю описание хода боя, чтобы не разбирать все противоречия в источниках). Однако эти атаки были отбиты с большими потерями, и испано-итальянская конница покинула поле боя, а французская – ее преследовала.
Точно так же французская пехота, находясь на открытом пространстве, несла тяжелые потери – до 2 тыс. [3], и не могла оставаться на месте – она должна была или идти вперед, или бежать назад. Конечно, имеется, в виду вся пехота – пикардийцы, гасконцы, ландскнехты и итальянцы. Поэтому, как только на флангах обозначился успех, все это интернациональное войско пошло на штурм испанского лагеря. Под огнем испанских пушек, а затем и аркебуз они преодолели ров и завязали бой с испанской пехотой между повозками, орудиями и прочими препятствиями. Вот здесь роделерос проявили себя с самой лучшей стороны. Постепенно атака захлебнулась.
Тогда уже испанская пехота перешла в контратаку. Подобные вовремя проведенные контратаки уже несколько раз приводили к победе, но в данном случае ситуация оказалась другой. Французы и гасконцы не выдержали удара и побежали (у гасконцев к тому же был убит их командир). Ландскнехты, несмотря на потери – были убиты Якоб Эмпсер, его заместитель и многие командиры рангом пониже, все-таки устояли. Им на помощь пришла кавалерия, вернувшаяся с преследования и ударившая по обоим флангам испанцев. Затем подоспели пехотинцы из резерва, а за ними развернулись бежавшие французы и гасконцы.
Тоже гравюра, изображающая это сражение.
Теперь уже в сложном положении оказалась испанская пехота, некоторые колунелы были окружены и изрублены, остальные с боями пробивались на юг; папская пехота бежала. Те колунелы, которые преследовали отступавших, вдруг обнаружили, что нужно спасаться самим. Разница была в том, что эти отряды сохранили боеспособность.
Сам Кардона сбежал еще раньше, дон Педро де Наварро и ряд других командиров – Пескара, Колонна, ла Палюд, Джованни Медичи попали в плен. Испанский лагерь и артиллерия были захвачены французами. Позднее добежавший до границ Неаполитанского королевства Кардона смог собрать немногим более 3 тыс. пехотинцев, сохранивших боеспособность.
И вот тут случилось страшное, для французов, разумеется.
Для XVI века было нормой, что полководцы сражаются в первых рядах своего войска, и молодой Гастон де Фуа не был исключением. В пылу боя он всего с двумя десятками рыцарей напал на одну из отступавших колунел, был сбит с лошади и убит раньше, чем к нему подоспела помощь. На его теле нашли полтора десятка ран.
Согласно итальянским источникам во исполнение обета, данного его даме, в тот день Гастон сражался без шлема и налокотника. Если это так, то остается только развести руками – ведь умный же человек.
Взгляд с другой стороны. Гастону тут явно не 22 года.
Сражение при Равенне носило неслыханно ожесточенный характер. Даже у победителей потери были очень серьезные – от 3 тыс. [16] до 4,5 тыс. убитыми [1] и еще больше ранеными. Погибли многие командиры, особенно большие потери были у ландскнехтов – из 15 командиров 12 были убиты или ранены. Потери их противников были вдвое выше, фактически их армия перестала существовать.
Однако гибель Гастона де Фуа за несколько секунд превратила полную победу в пиррову. Разница в том, что Пирр оказался полководцем без армии, а после Равенны французская армия осталась без полководца. Выбранный оставшимися в живых военачальниками ла Палис был доблестным рыцарем и неплохим командиром отряда, но как командующий он не имел ни энергии, ни авторитета, ни даже формальных полномочий от короля.
Настроение армии выразил Байар в письме родственнику – может, король и выиграл сражение, но мы, бедные дворяне, его проиграли. Впрочем, сам король был того же мнения, как писал современник, узнав обстоятельства победы, король заплакал и воскликнул: «Лучше бы я потерял все государства, которыми я владею в Италии, лишь бы мой племянник и столько храбрых капитанов остались живы! Пусть небеса в своем гневе приберегут такие победы для моих врагов!»
Смерть Гастона де Фуа
Последовавшие события оправдали все опасения. Как бы по инерции армия захватила Равенну (и, разумеется, основательно ее разграбила), но потом ла Палис вместо того, чтобы немедленно идти на Рим, потерял драгоценное время, вернувшись с армией в Милан для получения руководящих указаний от короля Луи XII. Но, видимо, Луи XII был слишком огорчен смертью племянника, поэтому указания тоже были не самыми мудрыми – половину армии отправить во Францию, со второй половиной, вернее – с той частью, что еще оставалась после ухода ландскнехтов, запереться в крепостях. Как естественный результат – не прошло и года, как вся северная Италия была для французов потеряна.
Король заказал миланскому скульптору Агостино Бусти, известному под прозвищем Бамбайя, роскошную гробницу, которая, к сожалению, полностью не сохранилась. Но само надгробие сейчас хранится в Милане в Кастелло Сфорцеско, т. е. в замке Сфорца. Только ради него стоит посетить этот замок.
Вечный сон Гастона де Фуа
Источники:
1. Battle of Ravenna, 11 April 1512.
2. Gaston de Foix, Duke of Nemours, 1489–1512.
3. Death of the Fox: Battle of Ravenna (1512) By William E. Welsh.
4. Gaston de Foix-Nemours.
5. Итальянские войны. Военная энциклопедия (Сытин, 1911–1915).
6. Европейская огнестрельная артиллерия XIV–XVI вв. [Юрий Тарасевич]
7. От Аньяделло до Равенны: итальянский путь Гастона де Фуа. Автор: Алазар Флоранс. Перевод: С. А. Бурчевский.
8. Жак II де Шабанн, сеньор де Ла Палис.
9. Il sacco di Brescia di cinquecento anni fa.
10. Soffrey Alleman, dit le Capitaine Molard, seigneur du Molard* et baron d’Uriage, lieutenant général du Dauphiné, capitaine général des gens de pied de l’armée du Roi en Italie … cousin du chevalier Bayard…
11. Soffrey Alleman.
12. The life and times of Francis the first, king of France [by J. Bacon]
13. Юлиан Клачко, Рим и ренессанс. Игра этого мира 1509–1512 гг.
14. Carlo Pasero Francia Spagna impero a Brescia 1509–1516.
15. Военная революция XVI–XVII вв.: тактика. Оригинал взят у Аantoin. Военная революция XVI–XVII вв.: тактика.
16. Сражение при Равенне 1512 г.
17. Битва при Равенне (1512 г.).
18. La Battaglia di Ravenna del 1512.
Свежие комментарии