Важные итоги саммита Россия-Китай

16-17 мая президент России вместе с большой делегацией, где были представлены руководители всех основных ведомств, назначенные и переназначенные накануне, посетил столицу Китая Пекин и главный город северного Китая Харбин.

Важность этого визита сложно переоценить. Судя по результатам внешнеполитической активности разных игроков за прошедший календарный год, как раз 16-17 мая закладываются долгосрочные принципы и правила взаимодействия между Россией и Китаем, то есть утверждаются параметры модели взаимоотношений на достаточно долгий период.


По большому счёту речь шла и идёт о выборе из двух вариантов. Они не являются каким-то особым секретом, и каждый из них так или иначе проговаривался и анализировался в экспертизе и СМИ.

Первый вариант модели — это реализация парадигмы, условно называемой «китайская угроза». Он предполагает, что взаимодействие с Пекином должно строиться на основе примата выгодности, но не концептуальной синергии с тем, что именуется «китайская глобальная альтернатива» или «Сообщество единой судьбы».

Экономика и политика в этой модели работают по принципу «сверки часов», при этом в полной мере реализуется постулат о многополярности. Он означает, что Россия и Китай — это разные и независимые геополитические полюса, при этом Евразия является частью полюса российского.

Второй вариант модели противоположен первому. Он означает, что Россия вместе с Евразией входят в концепцию «Сообщества единой судьбы», где Пекин является концептуальным лидером, а Москва выступает на правах первого партнёра среди остальных.

Москва в таком случае управляет евразийскими процессами, по меткому выражению известного китаеведа Андрея Девятова:


Разница между двумя моделями принципиальна. Если перевести эти абзацы в более приземлённый формат, то разница описывается следующим образом.

В первом случае стороны могут поступаться индивидуальным выигрышем ради выигрыша системы в целом. Во втором случае стороны будут искать такой вариант игры, при котором оба игрока делят выигрыш в максимально возможной для каждого комбинации. В первом случае выигрыш взаимный, во втором – общий.

Кстати, вовсе не случайно, что Си Цзиньпин постоянно использует именно формулировку «общий выигрыш», продвигая концепцию Сообщества единой судьбы. Есть она и в нынешней Совместной декларации, правда, с одним важным нюансом.

Там и там идёт игра с т. н. «ненулевой суммой», но с практической точки зрения первая модель сложнее на порядок.

Для наглядной иллюстрации можно привести условный сырьевой контракт, где оптимальная цена для Москвы 100 у.е., а для Пекина 80 у.е. В первом варианте стороны вынуждены будут сойтись на некотором промежуточном решении, где больший выигрыш будет у более сильной стороны, к примеру, это будет в итоге 86 у.е.

Однако во втором варианте уже более сильная сторона ради общего выигрыша (может быть, вообще на следующем этапе) может пожертвовать выгодой и оставить контракт на уровне, к примеру 97 у.е., а может и вообще 100 у.е. Понятно, что такие шаги рано или поздно будет делать каждая сторона, иначе сама модель перестанет работать, но долгосрочный выигрыш тут фиксируется не раздельно, а совместно.

Сторонники первой модели традиционно указывают на то, что у России есть риск «уйти под более сильный Китай», который поглотит российскую экономику. Далее обычно показывают карты, где часть Сибири указана как Китай и приводят массу всем известных подобных аргументов.

Сторонники второй модели, в общем-то, справедливо указывают, что с учётом наших «достижений» в плане импортозамещения, суверенизации финансовой системы, приверженности схемам «сырье в обмен на всё ради вывоза капитала», превалирующей либеральной западной парадигмы в элитах, мы так или иначе под сильный Китай всё равно уйдём.

А раз так, то лучше заранее разработать и утвердить такую модель взаимных отношений, при которых мы при формальном политическом и концептуальном, а в экономике и реальном, лидерстве Китая останемся на своём евразийском поле, имея там приоритет, сможем опереться на кооперацию с Китаем в технологической сфере, при этом будем с Китаем выступать как единый блок на внешнеполитической арене.

Без описания этих двух базовых подходов, а на самом деле двух базовых моделей взаимодействия, решительно невозможно анализировать и переговорный цикл между Россией и Китаем, а также процессы, которые идут вокруг наших отношений.

На это завязано всё, вплоть до прокладки транзитных логистических маршрутов, крупных и не очень проектов, вроде «Силы Сибири» и ценообразования на ресурсы, объёма контрактов на ресурсы, инвестиций и т. д.

При одной модели будет одна цена, при другой – другая. При одной модели будет столько-то ниток газа и веток ж/д под уголь, при другой – столько-то. Это касается и проектов в Центральной Азии, т. н. «Срединного коридора». Это, хоть и опосредованно, касается ситуации на Украине.

В предыдущем материале, посвящённом поездке китайского лидера в Европу (да и в более ранних работах тоже) автор предлагал самым внимательным образом следить за итоговыми формулировками.

Там есть своя градация в определениях. Например, «стратегическое взаимодействие», «стратегическое и всеобъемлющее взаимодействие», «стратегическое, всепогодное и всеобъемлющее взаимодействие». Просто взаимодействие или «в новую эпоху».

В отношении России же особняком стояло определение «глобальный партнёр». Больше у Китая никого с такими формулировками не было. И это означало, что Пекин регулярно предлагал России присоединиться к Сообществу единой судьбы на позиции первого партнёра среди остальных (вторая модель).

Россия обычно вежливо откладывала решение, предпочитая первую модель. Это отражалось и в стенограммах выступлений как «равенство» и «независимая многополярность», а также пожелание китайским партнёрам успехов в построении Сообщества. То есть это модель вторая из двух отдельных полюсов: китайского и российского (евразийского).

Всё это хорошо можно проследить по стенограммам прошлогоднего форума «Один пояс, один путь» в Пекине.

По многим признакам было понятно, что в 16-17 мая Россия и Китай всё-таки решат, по какой модели стороны будут взаимодействовать дальше. Уровень подготовки визита с обеих сторон был максимальным, готовились к нему серьёзно. Диалог действительно выглядел, как указала китайская сторона, «откровенным, дружеским и содержательным».

Теперь самое время обратиться к итоговым формулировкам. Речь китайского лидера здесь не оставляет сомнений в том, на какой модели взаимодействия стороны остановились в итоге.


Также он отметил принципы её построения:


Глава Китая в данном случае подчёркивает то, что модель зафиксирована, и то, что эта модель строится именно по первому варианту. Также мы видим аналогичные формулировки и в тексте Совместной декларации:


Мы видим тезис об общем выигрыше, но нюанс в том, что отдельно подчёркивается, что взаимодействуют именно «независимые центры». Соответственно, и выигрыш всё-таки по факту совместный.

В целом текст Совместной декларации для России очень комплиментарен. Там в целом много точек для практической стыковки интересов Москвы и Пекина. Отмечена нацеленность Китая на инвестиции в Арктику, а это не только собственно арктическая часть Северного морского пути, но также Приморский край, Камчатка и Чукотка.

Вроде бы должен, наконец, запуститься и проект Сила Сибири-2. А вот тут посмотрим на разницу в моделях. Выбрана модель № 1, в ней по Северному морскому пути выгода совместная и распределённая, а вот в Силе Сибири-2 Китаю надо поступиться выгодой, поскольку такое количество газа пока ему не нужно. По объективным причинам.

Поэтому с Силой Сибири-2 всё будет очень сложно: там либо нам придётся дать какую-то очень крупную скидку, либо он так и будет двигаться шажок за шажком. Пусть наши газовики уже стали говорить о некоем прорыве. Прорыв – это если модель №2, но у нас № 1. Это крупный пример, а есть и много примеров масштабом поменьше.

Выбор модели предполагает и другие сложности. Например, мы видим, что в перечне действий есть мероприятия по связке ЕАЭС и проекта «Один пояс, один путь», есть отсылка к программным документам от 2018 г.

Взглянем на это с китайской стороны. Если бы выбор модели взаимодействия пал на первый вариант, то Пекин при реализации проекта «Один пояс, один путь» должен был бы сказать участникам ЕАЭС: «Вы сначала с Москвой общую позицию выработайте, а потом мы запустим инвестиционный цикл по проекту в вашем макрорегионе».

Но модель выбрана вторая, и здесь Пекин может взаимодействовать с ЕАЭС, а может и нет. Для прокладки железной дороги через Казахстан во второй модели Пекину прежде всего требуется работать с Астаной, а с Москвой можно просто «координироваться».

Для прокладки маршрутов через Центральную Азию Пекин может (и будет) прежде всего опираться на формат «С5+1» и договорённости в Сиане в 2023 г., а с Россией осуществлять опять-таки координацию.

Просто в первой модели Москва — это центр, отвечающий за ЕАЭС и Центральную Азию, а во второй — крупный региональный партнёр, с которым в данном случае «сверяют часы» и поддерживают тесную связь. Глобальное – это одно, а региональные вопросы – другое. Разница на самом деле довольно велика, и зависит она как раз от выбора базовой модели.

Первая модель отношений формально, конечно, более суверенна и независима. Однако в нашем конкретном случае, когда у России за годы не сложилось экономического безоговорочного приоритета в той же Центральной Азии, а промышленное производство (да и потребление) крайне чувствительны к китайскому импорту, такое лидерство ещё надо будет заработать. Вложить в него время и деньги за все предыдущие годы.

Вот что мы отправили в Китай перед визитом 16-17 мая? Отправили 62 контейнера льна, а взамен нам идёт продукция промышленного производства, например, автомобили.

Если бы «импортозамещение» за последние десять лет стало реальностью, то первая модель была бы безальтернативной. Однако мы имеем то, что имеем, и где гарантия, что ближайшие пять лет мы в плане промышленного суверенитета пробежим тот путь, что не осилили за 20 лет?

В случае второй модели и работы в плане концепции Сообщества единой судьбы мы могли бы требовать (именно так) у Китая в Центральной Азии определённых долгосрочных и существенных преференций. А вот во втором случае мы с Китаем будем там конкурировать. Да, конкурировать мягко, не наступая на пятки, не толкаясь, совершенно не в американском стиле, однако всё равно конкурировать.

Пекин в любом случае будет работать с регионом отдельно, отдельно с Москвой и только опционально по линии ЕАЭС. А вот во второй модели ему пришлось бы работать приоритетно именно через Москву и ЕАЭС. Кстати, для Пекина это было стратегически менее затратно.

Но тогда Москва, пусть и не столь явно, утрачивала статус «независимого полюса», чего у нас делать не хотят категорически и принципиально. Проблема в том, что с таким импортозамещением этого независимого полюса нет фактически. Желание есть – с фактурой сложно.

Выбор истории с двумя независимыми полюсами в наших российских условиях означает, что в Центральной Азии мы будет вести деятельность отдельно и довольно затратно для себя. При этом, чем больше экономически мы будем зависеть от Пекина, тем больше политическое декларирование будет отставать от экономической действительности. Последний саммит по ЕАЭС как раз позволил поразмышлять над реальным уровнем промышленной кооперации.

Западная пресса уже пишет по поводу саммита Москва-Пекин душераздирающие тексты о том, какая угроза Западу содержится в тексте Совместной декларации.

Однако те аналитики, которые реально занимаются моделированием процессов, вне всякого сомнения, увидят, что такой выбор означает открытую лакуну, дополнительные возможности для экономического рывка Запада в Центральной Азии, где можно как работать отдельно, так даже в определённой координации с Китаем.

По крайней мере, для тех же Ротшильдов это вообще не проблема. А вот нам тут придётся удвоить и утроить усилия в регионе, если мы действительно хотим «полюс», а не его имитацию.

Выбор модели не означает выбор по принципу «чёрное-белое». И та часть Совместной декларации, которая касается международной обстановки, показывает, что у Запада и в самом деле есть повод для беспокойства.

Во-первых, там прописываются механизмы координации по линии ШОС (ответственный Китай) и БРИКС (ответственный Россия). В таком ключе это сделано впервые. Зафиксирована цель взаимодействия как «Глобальный Юг». Понятно, что это больше про политику, а не экономику, но во многих процессах Западу важно получить именно политическое представительство на весах.

Во-вторых, наконец-то прописаны параметры взаимодействия на афганском направлении, где формируется четвёрка плюс: Россия, Китай, Иран, Пакистан + ШОС. Это означает, что Пекин на этом направлении вышел в активную позицию после определённого затишья. А ведь это ещё и целая сеть перспективных логистических маршрутов.

В-третьих, стоит обратить внимание на то, что во время саммита с Москвой Пекин направил поздравительную телеграмму королю Бахрейна по случаю председательства в ЛАГ со словами:


Вот только китайско-арабского сообщества единой судьбы не хватало США, которые из-за сектора Газа не могут довести до финала свою концепцию «Индо-аравийского полюса».

Дело в том, что Китай и Франция, Китай и Россия в очередной раз подтвердили тезис о Палестинском государстве в границах резолюции ООН от 1967 г. Перед поездкой в ЕС Си Цзиньпин собирал в Пекине представителей ФАТХ и ХАМАС, прощупывая контуры возможной общепалестинской администрации. В Совместной декларации Пекин и Москва отдельно выделяют то, что готовы сообща работать на ближневосточном направлении.

И, наконец, в-четвёртых, стала понятна стратегия Китая по Украине. Ознакомившись в Париже с идеями конференции в Швейцарии, которую не зря на Западе пиарят как аналог «Новой Ялты без России», китайский лидер сделал неожиданное предложение, с этой самой идеей Новой Ялты… согласившись.

Вот только это согласие для Брюсселя, Киева и Вашингтона не несёт особого позитива. В тексте Совместной декларации значительная часть посвящена накачке оружием, ракетами средней и малой дальности Индо-тихоокеанского региона. Также внимание уделено ядерному вооружению и контролю за ним, биологическому, химическому оружию, космическим системам, то есть вопросам именно стратегической и глобальной безопасности, её базовым принципам.

По словам китайского лидера,


Да, Пекин поддержит переговоры, где будут представлены Россия и Украина, только вот если уж Европа и США ставят вопрос о конференции вроде швейцарской и различных Ялтах-Тегеранах-2, то посвящены такие переговоры будут не только и не столько военным действиям на Украине, сколько в целом глобальной конфигурации безопасности, с принципом её неделимости, учётом всех интересов и т. д.

То есть Пекин не против мирного формата и учредительных конференций, которые хитро хотят протолкнуть европейцы, пытаясь ещё вставить туда каким-то образом и китайскую формулу мира, однако только вопросы там должны решаться действительно глобальные, а не частные. Как минимум, с учётом вопросов в четырёхугольнике Китай-США-Россия-НАТО.

К такой постановке вопроса на Западе не готовы от слова совсем, потому что это совершенно иной уровень подготовки и другой масштаб решений. ЮАР и Бразилия сориентировались практически мгновенно и объявили, что в Швейцарию не поедут.

Тем не менее, у Запада ещё остаётся опция по включению китайских требований (хотя бы в какой-то части) в повестку саммита. Если им это удастся, то не исключено, что китайская делегация в Швейцарию всё-таки приедет.

____________________________________
1) Стенограмма речи Си Цзиньпина (Синьхуа)
https://russian.news.cn/20240516/4c04d52afce4487c9781c4c75b5...

2) Полный текст Совместного заявления «Российской Федерации и Китайской Народной Республики об углублении отношений всеобъемлющего партнёрства и стратегического взаимодействия, вступающих в новую эпоху, в контексте 75-летия установления дипломатических отношений между двумя странами»
http://www.kremlin.ru/supplement/6132