Почему консенсус Москвы, Вашингтона и Парижа по Нагорному Карабаху не помог во время армяно-азербайджанской войны

Шестинедельная война в Нагорном Карабахе стала самым горячим конфликтом уходящего года. Правильно ли поступила Россия, разделив в итоге стороны своими миротворцами, или же ей надо было вступиться за армян, или вообще ничего не делать?

Для ответа на такой вопрос надо обратить внимание на факт, который обычно ускользает из поля зрения даже профильных экспертов. Карабах — это единственный из волнующих Россию конфликтов, где и она, и Запад имели общий план урегулирования. Более того, этот план формально был признан и Баку, и Ереваном (по крайней мере, до нынешней войны). Актуальность этого плана через неделю после возобновления боевых действий 5 октября подтвердили в совместном заявлении главы МИД Тройки сопредседателей Минской группы ОБСЕ Сергей Лавров, Майк Помпео и Жан-Ив Ле Дриан, призвав Баку и Ереван:

Базовые принципы — это так называемые Мадридские принципы (в англоязычных текстах именуемые Мадридскими предложениями) — документ, переданный Минской группой Армении и Азербайджану в столице Испании в ноябре 2007, а затем дорабатывавшийся ещё полтора года. Его содержание озвучили лидеры России, США и Франции (Дмитрий Медведев, Барак Обама и Николя Саркози) в совместных заявлениях, принятых на саммитах G8 сначала в итальянском городе Л’Аквила 10 июля 2009, а затем в канадской Мускоке 26 июня 2010. Единственное отличие этих заявлений в том, что в первом случае говорилось, что эти принципы представлены Армении и Азербайджану, а во втором — что обе стороны согласились с ними. 
В обоих случаях провозглашалось:

Российские Миротворцы | Фото из открытых источников

Самое интересное здесь — признание права Нагорного Карабаха на полное самоопределение. Да, представители тройки неоднократно говорили, что с легитимным референдумом не нужно спешить, что для него должны быть легитимные условия (возвращение беженцев, готовность сторон признать его итог и т.д.), но сути это принципиально не меняло. 

Между тем, в 1993 году все авторы мирного плана, как постоянные члены Совета безопасности ООН, голосовали за четыре резолюции Совбеза, которые в ходе этой войны пропагандировались Баку. Они принимались в связи с переходом под армянский контроль всё новых и новых районов вокруг Карабаха, призывали прекратить эту оккупацию, использовали формулировку “Нагорно-Карабахский регион Азербайджанской республики” — но не призывали к каким-либо действиям относительно территории самопровозглашённой НКР, за исключением призыва к мирному урегулированию конфликта. Но вот 14 марта 2008 года Россия, США и Франция проголосовали против предложенной Баку резолюции Генассамблеи ООН “О положении на оккупированных территориях Азербайджана”, где Карабах именовался Нагорно-Карабахским регионом Азербайджанской Республики. Да, резолюция была формально принята, но поддержали её лишь 39 стран (в основном мусульманских) при 7 против и 100 воздержавшихся. В числе последних были и все страны ЕС, кроме Франции. Обратим внимание, что голосование состоялось вскоре после того, как была провозглашена, а большинством стран Запада и признана, независимость Косово. То есть, как говорили тогда в Москве (и что отрицал Запад) она действительно стала прецедентом, изменяющим отношение к принципу нерушимости границ. Это показало и данное голосование, и, главное, Мадридские принципы.

Пока вопрос статуса Карабаха не был решён, можно было бы трактовать его по аналогии с Новой Каледонией: дескать это юридически часть Азербайджана, которая, однако, имеет право на отделение. Но де-факто Карабах трактовался как спорная территория. Например, в резолюции Европарламента от 20 мая 2010 года “О необходимости стратегии ЕС по Южному Кавказу” говорилось о “международно-признанных границах Грузии” (т.е. с Абхазией и Южной Осетией), но относительно Азербайджана такой термин не применялся. А когда 30 сентября на правительственной пресс-конференции в Берлине у зама спикера МИД страны Андреа Зассе допытывались, считает ли Германия Нагорный Карабах частью Азербайджана, ответом было: “Минская группа ОБСЕ и стороны конфликта должны прояснить статус Нагорного Карабаха”.

К моменту нынешнего возобновления боевых действий заинтересованность всей Минской тройки в урегулировании конфликта именно на основе Мадридских принципов казалась очевидной. У всех за это время появились новые аргументы в их пользу. Так, России после Крыма, с одной стороны был выгоден новый прецедент изменения границ на постсоветском пространстве, а с другой стороны, никак не выгодна полная победа Азербайджана, которая стала бы для Киева образцом решения проблемы Донбасса. В США армянское лобби усилилось. Так в 2012–2020 году резолюции с призывом признать независимость Нагорного Карабаха приняли законодательные собрания 10 штатов, включая Калифорнию (ранее таких документов вообще не было). И все три государства, но в настоящий момент особенно Франция, находятся в сложных отношениях со стоящей за Азербайджаном Турцией, чьё усиление сейчас никак им не выгодно, пусть и по разным причинам. Наконец, полная победа Баку показала бы бессилие всех держав-посредников, что никак им не нужно.

Последствия боевых действий в Нагорном Карабахе | Фото из открытых источников

Таким образом, теоретически существовала основа для совместных действий трёх постоянных членов Совбеза, однако всё ограничилось лишь совместными заявлениями. И хотя один раз такие заявления принимались даже на уровне первых лиц, было ясно, что за ними ничего не последует. Эти декларации выглядели неадекватными ситуации на фронте. Она менялась быстро, но всё же боевые действия шли не в формате блицкрига в роде Шестидневной войны 1967 года и оставляли достаточно времени для реагирования. 

В итоге оказалось, что мадридские принципы в основном спасены Россией. Ибо заявление трёх лидеров: Путина, Алиева и Пашиняна, принятое в ночь на 10 ноября, не только не переписывает ни один из Мадридских принципов, но и закрепляет большинство из них. Территории вокруг Карабаха возвращаются Азербайджану (правда, часть их к этому моменту по факту уже заняла азербайджанская армия), коридор между Арменией и Карабахом сохраняется, беженцы могут вернуться, миротворческая операция проводится. Вдобавок предполагается разблокирование как Карабаха, так и азербайджанского эксклава Нахичевани — вещи, которые постоянно назывались желательными в контексте разговоров об урегулировании.

Вместе с тем под контроль Азербайджана перешли и территории Карабаха, занятые его армией на момент перемирия, то есть и Шуша, и Гадрут, а вопрос о статусе в этом заявлении не поднимается. Но фактически сохраняется нынешний статус НКР как непризнанного государства, только под защитой не армянской армии, а российских миротворцев. Объективно такая защита куда более серьёзная гарантия сохранения статус-кво, чем, скажем, пребывание любых иных миротворцев, например скандинавских, которых предлагал 31 октября помощник президента США по национальной безопасности Роберт О’Брайен. Ведь все иные миротворческие силы, кроме российских, просто разбежались бы в случае наступления хорошо оснащённой армии (это показали войны в Боснии и Хорватии). Судя по словам Владимира Путина, подход Москвы к окончательному статусу остаётся таким же, как раньше:

Ильхам Алиев, Владимир Путин и Никол Пашинян | Фото: President.az

Но понятно, что положение армян Карабаха хуже, чем было до войны, и хуже, чем если бы мадридские принципы были реализованы полностью. Баку теперь ни о каком особом статусе НКР говорить не хочет. Однако была ли возможность урегулировать конфликт лучше? 

Теоретически, безусловно была — если бы сопредседатели Минской группы серьёзно пригрозили бы и формальным участникам конфликта, и Турции, как действиями по принуждению к миру, так и санкциями. В общем, чем-то действенным. А если бы те не послушалась, то привели бы угрозы в исполнение.

Я понимаю мощь современной Турции, но сейчас не собираюсь взвешивать все за и против аналога похода русского, французского и британского флотов в 1827 к берегам Османской империи, увенчавшегося Наваринским боем. В данном случае интересно другое: во время конфликта ни одна политическая сила на Западе, ни одно мало-мальски известное СМИ не выдвигало идеи решительных совместных действий сопредседателей Минской группы, не рассматривало согласие России и Запада по Карабахскому вопросу как веский актив, который нужно использовать. И нельзя предположить, что всё это из боязни большой войны. Ведь политики и эксперты нередко предлагают вообще неосуществимые идеи сугубо для своего пиара. Пример такого пиара со стороны не то что известного человека, а государственного органа великой державы, но уже после окончания конфликта — это почти единогласная резолюция французского Сената (305 голосов) от 25 ноября, в которой от Азербайджана требуется отойти к линии соприкосновения, существовавшей на 27 сентября, а правительство Франции призывают “признать Нагорно-Карабахскую Республику и сделать это признание инструментом переговоров с целью установления прочного мира”. 

Резолюция нижней палаты, Национального собрания Франции, от 3 декабря более спокойна, чем сенатская резолюция, но, по сути, мало отличается от последней. Ибо в ключевой фразе Национального собрания содержится формулировка:

А вес последнего документа больший, ибо и роль этой палаты в политике больше, и, главное, резолюция принята прежде всего голосами правительственного большинства из партии “Вперёд, республика” президента Макрона, очень скромно представленной в Сенате. 

Но и этот документ, говоря по-украински, “в свинячий голос”. Почему после драки стало можно вовсю махать кулаками, но нельзя было во время драки на уровне даже не палаты парламента, а отдельных лидеров общественного мнения, рассуждать о том, как использовать уникальное согласие России и Запада в отношении конфликта? Такой подход обеспечил бы куда более серьёзную защиту непризнанной республики.

Потомки галлов и франков совсем не похожи на “горячих эстонских парней” из анекдотов, но здесь уместно вспомнить слова маршала Нея, сказанные Александру I насчёт французского Сената: “По какому праву Сенат возвышает теперь свой голос? Он молчал тогда, когда обязан был говорить: как он позволяет себе говорить теперь, когда всё повелевает ему молчать?” 

Это говорилось в апреле 1814 в связи с решением сенаторов о низложении Наполеона. Но хотя эмоции маршала понятны, ответ на его вопрос очевиден. Ведь Сенат низложил императора, когда Париж уже оккупировали вражеские войска. 

Карабахская война несопоставима для Франции с тогдашним падением её столицы, однако, коль скоро французские законодатели сочли возможным высказаться лишь когда её исход определился, значит, они считали, что в разгар событий высказываться будет неуместно. Например, в октябре, когда можно было питать надежду на то, что Россия столкнётся с Турцией, такая резолюция подталкивала бы Францию в сторону России. Россия союзник Армении в международно-признанных границах, и судя по тогдашним выступлениям ряда публичных интеллектуалов в российских СМИ и соцсетях исключать такой конфликт было нельзя. Но ведь, как заявлял как раз в те дни один из виднейших французских интеллектуалов и защитников армян Бернар Анри-Леви: “Россия —“страна зомби, с культурой зомби, с обществом зомби” (эфир на “Радио-Классик от 12 октября). Говорить о том, как хорошо будет, если Россия и Турция станут воевать друг с другом, для европейцев, конечно, не политкорректно. Но можно, по крайней мере, помолчать, чтоб не помешать такому сценарию.

Впрочем, думаю устраивали Запад и другие возможные сценарии с изменением статус-кво. Например, полная победа Азербайджана и взятие контроля над Карабахом. Да, усиление Турции — это плохо, но, с другой стороны, появится повод утверждать, что Россия сдала своих союзников-армян. А значит, можно будет приглашать Армению — а заодно и Азербайджан — в НАТО.

Ну и наконец, тот вариант, что свершился в реальности, тоже можно обратить в свою пользу. Ведь появляются новые основания говорить о российской угрозе и пугать мир союзом Путина и Эрдогана. Так 17 декабря помощник госсекретаря США по военно-политическим делам Кларк Купер, касаясь ситуации в Карабахе, сказал: “там, где есть российское присутствие, есть риск дестабилизации и, конечно, вызов всем государствам и сторонам, которые участвуют”.

Что у Кларка Купера сдержанно и завуалированно, у Бернара Анри-Леви истерично и открытым текстом. 10 ноября по горячим следам он пишет в Твиттере:

А вот что надо делать, БАЛ (так его принято называть на Западе) пишет 16 ноября в газете Le Point: 

Бернар Анри-Леви | Фото: Itzik Edri

И ясно, что предложения Анри-Леви, говоря политкорректно, абсолютно утопичны. Ведь когда писались эти строки, Шуша уже больше недели как пала. Реалистичней такая статья выглядела бы до её падения и перемирия. Но в то время и интереса, и эмоций, а главное, конкретики в отношении к проблеме у БАЛа было куда меньше. Так 30 октября в той же Le Point появилась его статья “Европа должна прийти на помощь Армении”, но из неё совсем не ясно, что именно европейцы должны сделать. Предложения появились уже тогда, когда выдвигать их стало бессмысленно. Поэтому создаётся впечатление, что для знаменитого интеллектуала был предпочтительней разгром армян с полной потерей Карабаха, чем сохранение ими большей части региона, но под защитой российских миротворцев.

Бесспорно, схожие чувства должны были двигать и многими сенаторами и депутатами. Да, отнюдь не все во французской политической элите столь радикальные русофобы, как БАЛ, но из их поведения очевидны две вещи. Во-первых, единственный практический смысл этих резолюций — это подпереть падающего Пашиняна и всю линию его правительства, чтобы армянский премьер получил повод говорить: Париж с нами. Во-вторых, и содержание, и сроки принятия таких документов, и всё поведение как Франции, так и Запада в целом в этой войне — это свидетельство того, сколь ничтожным для них был факт согласия с Россией по Карабаху. Да, такое согласие создавало предпосылку перелома в конфликте благодаря совместным действиям России и Запада. Но такие действия разрушали бы картину мироздания, в которой главным врагом Запада является Россия. Тогда как падение не то что Шуши, но и всего Карабаха — это меньшее зло сравнении с разрушением такой картины. Ибо карабахская проблема — частный вопрос, по которому было ситуативное совпадение интересов, а Россия — экзистенциальный враг. 

Поэтому Москве оставалось договариваться с Эрдоганом. Обо всех его дефектах и всех сложностях диалога с ним, о его вероятных долгосрочных интересах, пантюркизме, османизме и т.д. можно написать книгу. Чтобы не раздувать объём этой статьи, не буду повторять хорошо известные аргументы. Я с ними согласен, но добавлю лишь одно: пока и кое в чём с ним удаётся договориться, например, в Сирии. Да, пока и кое в чём, но с европейцами (не говоря уже об американцах) по не менее важным проблемам договориться вообще не удается, чему примером печальная история “нормандского формата”.

Богдан Грымов