On Christmas Day, 1991, the world was delivered the most wonderful gift: the bloodless fall of the Soviet Union.  The hammer and sickle were lowered for the last time from atop of the Kremlin, to be replaced by the pre-revolutionary Russian tricolor, signaling victory of democratic capitalism over totalitarian communism.  Mikhail Gorbachev resigned as president of the Soviet Union; Boris Yeltsin remained as president of the new Confederation of Independent States (CIS), and the Cold War, which had lasted over 45 years, had finally ended.  After 70 years of oppressive communism, Russians could breathe a sigh of relief and, looking Westward, wistfully say: "We're all democrats now."

Alas, while many were justifiably celebrating this epochal transition, events were already taking place months prior that were destined to gradually and totally nullify a Christmas gift of nothing less than providential proportions.  Indeed, the prospect of an age of peace and goodwill, with strong GDP growth spurred by diversion of resources to domestic capital formation and productivity gains, benefiting both East and West, proved a mere chimera.

On February 9, 1990, almost two years before the collapse of the USSR, the U.S. secretary of state, James Baker, made a verbal commitment to Mikhail Gorbachev that in exchange for Soviet cooperation in the reunification of Germany and NATO membership, the U.S. could make "ironclad guarantees" that there would not be "one inch" of eastward NATO expansion thereafter.  Based on this guarantee, never formalized in writing but backed by ample documentation from U.S. archives, Gorbachev acceded to German reunification talks, with formal reunification actually taking place on August 31, 1990.  However, irrespective of promises to Gorbachev during the previous months, the George H.W. Bush administration had been under considerable, mounting pressure to nevertheless expand NATO – while concurrently attempting to allay Russian fears of such a development. 

A brief overview of Russia's long, turbulent, and often bloody history is in order.

Russia is vast – the largest country in the world, encompassing an area about 1.8 times the size of the U.S.  It is rich in natural resources, inclusive of arable land, but with very low population density and with no defensible natural borders, the very lack of which explaining the seeming Russian paranoia concerning NATO expansion.  Russia suffered multiple invasions over the centuries by the Mongols, Tatars, Swedes, Poles, French, and Germans.  Thus, it is understandable that Russia would be concerned about NATO moving into the buffer zone provided by former satellite states.

Throughout the 1990s, Russia experienced great difficulties in transitioning to a free-market economy.  With the benefit of 20/20 hindsight, it is mind-boggling that America didn't have the foresight to offer the floundering former adversary a helping hand akin to the post-war Marshall Plan – so effective in rebuilding Germany and Europe.  Such an "investment" would have paid rich dividends.  Instead, pressure continued to grow to expand NATO to include East European countries, a movement primarily driven by American defense industry lobbyists.  Defense expenditures had been dropping in the early 1990s and were projected to drop precipitously in subsequent years, placing major defense contractors in severe financial jeopardy.

In 1993, deputy defense secretary William Perry cautioned defense industry leaders of additional defense budget cuts and urged mergers, downsizings, and restructurings.  The situation was so critical that the Pentagon, to ease what promised to be a difficult transition period, offered reimbursements for forthcoming industry "restructuring costs."  A number of mergers quickly came about – one creating Lockheed-Martin, the largest arms manufacturer in the world, whose CEO, Norman R. Augustine, just happened to be a member of the Defense Policy Advisory Committee on trade – advising the secretary of defense on arms export policies.

Since the expansion of NATO promised financial salvation to the defense industry in increasingly difficult financial straits, one may safely surmise that Norman R. Augustine supported expansion enthusiastically because the eastward NATO expansion would encompass former Soviet Bloc countries, which would have to modernize and convert military equipment to meet NATO standards.  The associated defense spending would be in the many tens of billions of dollars for a period of years – much of it going to the American defense contractors.  It was the prospect of lucre, not the search for additional "security," that gave the impetus to NATO expansion.

But the average Russian could understandably have asked, "Expand NATO?  Against whom?"

That was an evocative question, as evidenced by the fact that on December 20, 1991, just a few days before the dissolution of the USSR, Boris Yeltsin had written to NATO to express the desire for Russia to join in the future.  This was a breath-taking development: the leader of democratized Russia, member of the former Soviet Union, and NATO adversary – and the raison d'être for NATO's formation – expressed a desire to join that very alliance whose sole purpose had been to keep the former USSR at bay.

Yeltsin's expressed desire to join NATO was no ploy: though Boris Yeltsin had been a Communist Party member for most of his career, he eventually wholeheartedly embraced free-market reforms and democracy.  Such a head of state, leading a democratizing Russia, would have proven a godsend for a relatively frictionless NATO expansion and should thus have warranted an expedited NATO membership for Russia.  To wit, as early as 1993, to prove goodwill and gain acceptance, and perhaps in need of hard currency, Yeltsin's Russia offered the U.S. Navy its crown jewel – the supersonic anti-ship missile, the SS-N-22 Sunburn.  Incredibly, the Clinton administration turned down the offer – but China and Iran did not.  The Sunburn and its variants remain essentially unmatched and unstoppable.

Though NATO wasn't to offer Russia NATO membership, it offered something less robust – membership in the Partnership for Peace (PfP).  The PfP was a new program under NATO by which former Eastern Bloc nations could work with NATO on an individualized basis, coordinating defense related issues, civil-military exercises and cooperation, disaster response, environmental issues, etc.  But it was not a full voting NATO membership – a fact hardly missed by Russia.  Russia joined in1994, but not without expressing disappointment with the terms it would be bound by.

Concurrently, and essentially throughout the 1990s, lobbyists for the defense industry were working hard on behalf of various defense contractors, donating generously – some  $33 million – to senatorial election campaigns in the hope of favorable votes on NATO expansion.  The 1996 presidential election year politics also entered the picture, with President William Clinton, in a speech made in Detroit just weeks before the election and courting the Polish vote, indicating that NATO would admit the first of its new members, meaning Poland, the Czech Republic, and Hungary, by 1999.  He added that Russia should not worry because this would "advance the security of everyone."  But Russia did worry, and understandably so.  Russians such as Gorbachev, Yeltsin, and Putin objected most emphatically because this expansion clearly violated the "ironclad" guarantees given by secretary of state James Baker – but this was to no avail.

Collectively, mercenary and political efforts proved successful.  On May 1, 1998, the Senate voted overwhelmingly for NATO expansion.  The vote was 80 for, 19 against, one absentee.  George Kennan, architect of the West's successful Cold War containment policy, was appalled: "I think it is the beginning of a new cold war[.] ... I think it is a tragic mistake. There was no reason for this whatsoever. No one was threatening anybody else[.]"  Warning klaxons must have gone off throughout the Kremlin's walls at the prospect of the disappearance of the cordon sanitaire formed by the member states of the now dissolved Warsaw Pact, which had provided Russia a strategic buffer zone to its borders.

The growing Russian suspicion that the West and NATO were not to be trusted was soon vindicated.  On March 12, 1999, the Czech Republic, Hungary, and Poland were admitted to full NATO membership.  Just twelve days later, March 24, 1999, NATO launched "Operation Allied Force," the 78-day bombing of Yugoslavia (Serbia, essentially), without approval of the U.N. Security Council, without a legitimate casus belli, and against a sovereign nation that posed no threat to members of the alliance.

Russians may well have thought, "We're next."

NATO bombings caused tens of billions of dollars of infrastructure damage to a nation recovering from decades of communism and the deaths of hundreds of innocent civilians.  It forced the Serbs to give up their ancient lands to an exploding Kosovo population of Muslims – many of whom were illegal immigrants.  Though NATO would subsequently never concede that its attack was unjustified – in part, no doubt, fearing having to pay billions in reparations – investigative journalist Daniel Pearl's front-page article in the WSJ, December 31, 1999, would leave no doubt that America and NATO had been soundly duped by Muslim Kosovars and the KLA.  This was later unequivocally affirmed by the former U.N. commander in the Balkans, Canadian General Lewis MacKenzie.

In 1914, Russia rushed troops to aid fellow Slav and coreligionist Serbia when she was unjustly attacked by Austria, triggering WWI.  However, the NATO 1999 attack on Serbia found Russia prostrate, her economy and military in shambles.  A once powerful Russia had to endure the humiliation of offering little more than to vigorously protest NATO's unprovoked attack.  But the die was cast – there would be no reconciliation with NATO, which in Russian minds had turned aggressor.  Boris Yeltsin resigned at the end of 1999, months before his term was up, appointing Prime Minister Vladimir Putin as president pending the 2000 elections; we've had an adversarial relation with Putin's Russia ever since.  NATO's attack on Serbia triggered Cold War II, and where that will lead, only time will tell.

Thus, the Christmas gift of 1991 that promised peace, security and economic growth for Europe, Russia, and America was totally squandered.  Western parochial interests, narrow perspectives, mercenary motives, and a political calculus aided and abetted by an indolent, woefully uncritical American press pushed Russia right back behind another iron curtain – for no justifiable reason.  And the real, lingering, underlying, and ironic tragedy is that Russia, Europe, and America could have been natural allies – culturally, economically, and strategically – against China and Iran.  Instead, truly vacuous Western geopolitics has America and Europe facing the hardening alliance among Russia, China, and Iran.  How could we have erred so badly?

Andy Logar is a retired TWA pilot residing in Santa Rosa, California.

On Christmas Day, 1991, the world was delivered the most wonderful gift: the bloodless fall of the Soviet Union.  The hammer and sickle were lowered for the last time from atop of the Kremlin, to be replaced by the pre-revolutionary Russian tricolor, signaling victory of democratic capitalism over totalitarian communism.  Mikhail Gorbachev resigned as president of the Soviet Union; Boris Yeltsin remained as president of the new Confederation of Independent States (CIS), and the Cold War, which had lasted over 45 years, had finally ended.  After 70 years of oppressive communism, Russians could breathe a sigh of relief and, looking Westward, wistfully say: "We're all democrats now."

Alas, while many were justifiably celebrating this epochal transition, events were already taking place months prior that were destined to gradually and totally nullify a Christmas gift of nothing less than providential proportions.  Indeed, the prospect of an age of peace and goodwill, with strong GDP growth spurred by diversion of resources to domestic capital formation and productivity gains, benefiting both East and West, proved a mere chimera.

On February 9, 1990, almost two years before the collapse of the USSR, the U.S. secretary of state, James Baker, made a verbal commitment to Mikhail Gorbachev that in exchange for Soviet cooperation in the reunification of Germany and NATO membership, the U.S. could make "ironclad guarantees" that there would not be "one inch" of eastward NATO expansion thereafter.  Based on this guarantee, never formalized in writing but backed by ample documentation from U.S. archives, Gorbachev acceded to German reunification talks, with formal reunification actually taking place on August 31, 1990.  However, irrespective of promises to Gorbachev during the previous months, the George H.W. Bush administration had been under considerable, mounting pressure to nevertheless expand NATO – while concurrently attempting to allay Russian fears of such a development. 

A brief overview of Russia's long, turbulent, and often bloody history is in order.

Russia is vast – the largest country in the world, encompassing an area about 1.8 times the size of the U.S.  It is rich in natural resources, inclusive of arable land, but with very low population density and with no defensible natural borders, the very lack of which explaining the seeming Russian paranoia concerning NATO expansion.  Russia suffered multiple invasions over the centuries by the Mongols, Tatars, Swedes, Poles, French, and Germans.  Thus, it is understandable that Russia would be concerned about NATO moving into the buffer zone provided by former satellite states.

Throughout the 1990s, Russia experienced great difficulties in transitioning to a free-market economy.  With the benefit of 20/20 hindsight, it is mind-boggling that America didn't have the foresight to offer the floundering former adversary a helping hand akin to the post-war Marshall Plan – so effective in rebuilding Germany and Europe.  Such an "investment" would have paid rich dividends.  Instead, pressure continued to grow to expand NATO to include East European countries, a movement primarily driven by American defense industry lobbyists.  Defense expenditures had been dropping in the early 1990s and were projected to drop precipitously in subsequent years, placing major defense contractors in severe financial jeopardy.

In 1993, deputy defense secretary William Perry cautioned defense industry leaders of additional defense budget cuts and urged mergers, downsizings, and restructurings.  The situation was so critical that the Pentagon, to ease what promised to be a difficult transition period, offered reimbursements for forthcoming industry "restructuring costs."  A number of mergers quickly came about – one creating Lockheed-Martin, the largest arms manufacturer in the world, whose CEO, Norman R. Augustine, just happened to be a member of the Defense Policy Advisory Committee on trade – advising the secretary of defense on arms export policies.

Since the expansion of NATO promised financial salvation to the defense industry in increasingly difficult financial straits, one may safely surmise that Norman R. Augustine supported expansion enthusiastically because the eastward NATO expansion would encompass former Soviet Bloc countries, which would have to modernize and convert military equipment to meet NATO standards.  The associated defense spending would be in the many tens of billions of dollars for a period of years – much of it going to the American defense contractors.  It was the prospect of lucre, not the search for additional "security," that gave the impetus to NATO expansion.

But the average Russian could understandably have asked, "Expand NATO?  Against whom?"

That was an evocative question, as evidenced by the fact that on December 20, 1991, just a few days before the dissolution of the USSR, Boris Yeltsin had written to NATO to express the desire for Russia to join in the future.  This was a breath-taking development: the leader of democratized Russia, member of the former Soviet Union, and NATO adversary – and the raison d'être for NATO's formation – expressed a desire to join that very alliance whose sole purpose had been to keep the former USSR at bay.

Yeltsin's expressed desire to join NATO was no ploy: though Boris Yeltsin had been a Communist Party member for most of his career, he eventually wholeheartedly embraced free-market reforms and democracy.  Such a head of state, leading a democratizing Russia, would have proven a godsend for a relatively frictionless NATO expansion and should thus have warranted an expedited NATO membership for Russia.  To wit, as early as 1993, to prove goodwill and gain acceptance, and perhaps in need of hard currency, Yeltsin's Russia offered the U.S. Navy its crown jewel – the supersonic anti-ship missile, the SS-N-22 Sunburn.  Incredibly, the Clinton administration turned down the offer – but China and Iran did not.  The Sunburn and its variants remain essentially unmatched and unstoppable.

Though NATO wasn't to offer Russia NATO membership, it offered something less robust – membership in the Partnership for Peace (PfP).  The PfP was a new program under NATO by which former Eastern Bloc nations could work with NATO on an individualized basis, coordinating defense related issues, civil-military exercises and cooperation, disaster response, environmental issues, etc.  But it was not a full voting NATO membership – a fact hardly missed by Russia.  Russia joined in1994, but not without expressing disappointment with the terms it would be bound by.

Concurrently, and essentially throughout the 1990s, lobbyists for the defense industry were working hard on behalf of various defense contractors, donating generously – some  $33 million – to senatorial election campaigns in the hope of favorable votes on NATO expansion.  The 1996 presidential election year politics also entered the picture, with President William Clinton, in a speech made in Detroit just weeks before the election and courting the Polish vote, indicating that NATO would admit the first of its new members, meaning Poland, the Czech Republic, and Hungary, by 1999.  He added that Russia should not worry because this would "advance the security of everyone."  But Russia did worry, and understandably so.  Russians such as Gorbachev, Yeltsin, and Putin objected most emphatically because this expansion clearly violated the "ironclad" guarantees given by secretary of state James Baker – but this was to no avail.

Collectively, mercenary and political efforts proved successful.  On May 1, 1998, the Senate voted overwhelmingly for NATO expansion.  The vote was 80 for, 19 against, one absentee.  George Kennan, architect of the West's successful Cold War containment policy, was appalled: "I think it is the beginning of a new cold war[.] ... I think it is a tragic mistake. There was no reason for this whatsoever. No one was threatening anybody else[.]"  Warning klaxons must have gone off throughout the Kremlin's walls at the prospect of the disappearance of the cordon sanitaire formed by the member states of the now dissolved Warsaw Pact, which had provided Russia a strategic buffer zone to its borders.

The growing Russian suspicion that the West and NATO were not to be trusted was soon vindicated.  On March 12, 1999, the Czech Republic, Hungary, and Poland were admitted to full NATO membership.  Just twelve days later, March 24, 1999, NATO launched "Operation Allied Force," the 78-day bombing of Yugoslavia (Serbia, essentially), without approval of the U.N. Security Council, without a legitimate casus belli, and against a sovereign nation that posed no threat to members of the alliance.

Russians may well have thought, "We're next."

NATO bombings caused tens of billions of dollars of infrastructure damage to a nation recovering from decades of communism and the deaths of hundreds of innocent civilians.  It forced the Serbs to give up their ancient lands to an exploding Kosovo population of Muslims – many of whom were illegal immigrants.  Though NATO would subsequently never concede that its attack was unjustified – in part, no doubt, fearing having to pay billions in reparations – investigative journalist Daniel Pearl's front-page article in the WSJ, December 31, 1999, would leave no doubt that America and NATO had been soundly duped by Muslim Kosovars and the KLA.  This was later unequivocally affirmed by the former U.N. commander in the Balkans, Canadian General Lewis MacKenzie.

In 1914, Russia rushed troops to aid fellow Slav and coreligionist Serbia when she was unjustly attacked by Austria, triggering WWI.  However, the NATO 1999 attack on Serbia found Russia prostrate, her economy and military in shambles.  A once powerful Russia had to endure the humiliation of offering little more than to vigorously protest NATO's unprovoked attack.  But the die was cast – there would be no reconciliation with NATO, which in Russian minds had turned aggressor.  Boris Yeltsin resigned at the end of 1999, months before his term was up, appointing Prime Minister Vladimir Putin as president pending the 2000 elections; we've had an adversarial relation with Putin's Russia ever since.  NATO's attack on Serbia triggered Cold War II, and where that will lead, only time will tell.

Thus, the Christmas gift of 1991 that promised peace, security and economic growth for Europe, Russia, and America was totally squandered.  Western parochial interests, narrow perspectives, mercenary motives, and a political calculus aided and abetted by an indolent, woefully uncritical American press pushed Russia right back behind another iron curtain – for no justifiable reason.  And the real, lingering, underlying, and ironic tragedy is that Russia, Europe, and America could have been natural allies – culturally, economically, and strategically – against China and Iran.  Instead, truly vacuous Western geopolitics has America and Europe facing the hardening alliance among Russia, China, and Iran.  How could we have erred so badly?

Andy Logar is a retired TWA pilot residing in Santa Rosa, California.

На рождество 1991 года мир получил самый замечательный подарок — бескровный распад Советского Союза. В последний раз над Кремлем был спущен флаг с серпом и молотом, вместо которого был поднят дореволюционный российский триколор, ознаменовавший победу демократического капитализма над тоталитарным коммунизмом. Михаил Горбачев покинул пост президента СССР. Президентом нового Союза независимых государств (СНГ) стал Борис Ельцин, и холодная война, которая длилась более 45 лет, наконец-то, закончилась. После 70 лет деспотического коммунизма россияне смогли вздохнуть с облегчением и, мечтательно глядя на Запад, сказать: «Теперь мы все — демократы».

Увы, пока многие не без основания праздновали этот эпохальный переход к демократии, за несколько месяцев до того уже происходили события, которым было суждено постепенно и полностью свести на нет тот колоссальный подаренный на рождество шанс, который был прямо-таки ниспослан свыше. Перспектива вступить в эпоху мира и доброй воли, иметь значительный рост ВВП, благодаря отвлечению ресурсов для внутреннего накопления капитала и роста производительности труда (что было выгодно и для Востока, и для Запада), на деле оказалась всего лишь химерой.

Почти за два года до развала СССР — 9 февраля 1990 года — госсекретарь США Джеймс Бейкер дал Михаилу Горбачеву устное обещание, что в обмен на содействие Советского Союза в воссоединении Германии и членство в НАТО США могут «твердо гарантировать», что впоследствии альянс не будет расширяться на восток ни на «один дюйм». На основании этой гарантии, так и не оформленной в письменной форме, но подкрепленной множеством документов из архивов США, Горбачев присоединился к переговорам о воссоединении Германии, и официальное воссоединение на самом деле состоялось 31 августа 1990 года. Однако, несмотря на обещания, данные Горбачеву в предыдущие месяцы, администрация Джорджа Буша, находившаяся под серьезным и возрастающим давлением, тем не менее, расширила НАТО, одновременно пытаясь развеять российские опасения, вызванные таким развитием событий.

Уместно вспомнить долгую, бурную и зачастую кровавую историю России.

Россия — огромная, точнее, самая большая страна в мире, которая по площади превосходит размеры США примерно в 1,8 раза. Она богата природными ресурсами, в том числе пахотными землями, но имеет очень низкую плотность населения и неудобные для обороны естественные границы, сама недостаточность которых является причиной кажущейся паранойи русских по поводу расширения НАТО. За многие века Россия пережила несколько нашествий татаро-монголов, шведов, поляков, французов и немцев. Так что вполне понятно, что Россию беспокоило расширение НАТО в буферную зону, образуемую бывшими государствами-сателлитами.

На протяжении 1990-х годов Россия переживала огромные трудности в связи с переходом к свободной рыночной экономике. Теперь, когда мы знаем, что произошло, трудно себе представить, что Америке не хватило дальновидности, чтобы протянуть находившемуся в сложной ситуации бывшему противнику руку помощи и предложить что-то вроде послевоенного плана Маршалла, оказавшегося столь эффективным в деле восстановления Германии и Европы. Такие «инвестиции» дали бы хорошие дивиденды. Вместо этого все активнее звучали требования расширять НАТО за счет стран Восточной Европы — проводить политику, инициаторами которой были, в основном, те, кто лоббировал американскую оборонную промышленность. В начале 1990-х годов расходы на оборону снижались и в последующие годы, согласно прогнозам, должны были резко сократиться, что ставило под удар крупных оборонных подрядчиков и означало для них серьезные финансовые риски.

В 1993 году заместитель министра обороны США Уильям Перри предупредил руководство оборонной промышленности о дополнительных сокращениях оборонного бюджета и настоятельно призвал к слиянию компаний, сокращению численности войск и реструктуризации. Ситуация была настолько критической, что Пентагон в целях облегчения предстоящего трудного переходного периода предложил компенсировать будущие «расходы на реструктуризацию» оборонной промышленности. Довольно быстро произошло объединение ряда оборонных предприятий, в результате чего была создана корпорация «Локхид-Мартин», крупнейшее в мире предприятие ВПК, генеральный директор которого Норман Августин (Norman Augustine) оказался членом Консультативного Комитета по оборонной политике в области торговли. Он консультировал министра обороны по вопросам политики экспорта оружия.

Поскольку расширение НАТО обещало финансовое спасение оборонной промышленности, оказавшейся во все более сложном финансовом положении, можно смело предположить, что Норман Августин поддерживал расширение альянса с энтузиазмом. Дело в том, что расширение НАТО на восток предполагало включение в ее состав стран бывшего Восточного блока, и чтобы соответствовать стандартам НАТО, этим странам пришлось бы проводить модернизацию вооружений и переходить на новую военную технику. Связанные с этим расходы на оборону составили бы в течение нескольких лет несколько десятков миллиардов долларов, причем, большая часть этих сумм пошла бы американским оборонным предприятиям. Эти планы были продиктованы не стремлением повысить «безопасность» (давшим толчок к расширению НАТО), а корыстными соображениями.

Но обычный россиянин мог бы по понятным причинам спросить: «Расширение НАТО? Против кого?».

Это был исторически значимый вопрос, о чем свидетельствует тот факт, что 20 декабря 1991 года, буквально за несколько дней до распада СССР, Борис Ельцин обратился к НАТО, выразив желание России вступить в альянс в будущем. Это было потрясающее событие — лидер перешедшей к демократии России, республики бывшего Советского Союза и противника НАТО (и смысл самого создания НАТО), выразил желание вступить в тот самый альянс, единственной целью которого было сдерживание стран бывшего СССР.

Выраженное Ельциным желание вступить в НАТО не было уловкой, хотя Борис Ельцин на протяжении большей части своей карьеры и был членом КПСС, он в конечном счете всецело проникся идеями рыночных реформ и демократии. Такой глава государства, руководивший идущей к демократии Россией, оказался бы находкой для относительно бесконфликтного расширения НАТО и, следовательно, ускорил бы вступление России в альянс. Например, еще в 1993 году, чтобы доказать добрую волю и добиться признания, и, возможно, нуждаясь в твердой валюте, ельцинская Россия предложила Военно-морскому флоту США свою жемчужину и предмет своей гордости — сверхзвуковую противокорабельную ракету П-270 «Москит» (по кодификации НАТО SS-N-22 Sunburn). Невероятно, но администрация Клинтона отклонила это предложение. А вот Китай и Иран его приняли. Эта ракета и ее модификации фактически до сих пор не имеют аналогов и неуязвимы.

Хотя НАТО не собиралась предлагать России членство в альянсе, она предложила кое-что не столь надежное — членство в «Партнерстве ради мира» (PFP). Это была новая программа, разработанная альянсом, в рамках которой бывшие страны Восточного блока могли бы сотрудничать с НАТО на индивидуальной основе, координировать вопросы обороны, проводить учения по отработке взаимодействия гражданских и военных органов, координировать реагирование на стихийные бедствия и катастрофы, решать экологические проблемы и так далее. Но Россия при этом не имела права решающего голоса, как у полноправных членов НАТО, и это вряд ли осталось незамеченным Москвой. Россия присоединилась к PFP в 1994 году, но при этом выразила недовольство теми условиями, которые она должна была соблюдать.

Одновременно — и фактически на протяжении 1990-х годов — лоббисты ВПК работали не покладая рук от имени различных оборонных подрядчиков, жертвуя щедрые суммы (около 33 миллионов долларов США) на проведение кампаний по выборам в сенат в надежде получить голоса за расширение НАТО. Во время президентской избирательной кампании 1996 года в дело опять пошла политика. Президент Билл Клинтон, выступая с речью в Детройте всего за несколько недель до выборов и обхаживая электорат из числа американских поляков, отметил, что НАТО примет в свой состав первых новых членов (имея в виду Польшу, Чехию и Венгрию) к 1999 году. Он добавил, что России не следует беспокоиться, поскольку это «повышает безопасность всех стран». Но Россия действительно переживала, что и понятно. Русские, такие как Горбачев, Ельцин, и Путин, возражали против этого самым решительным образом, потому что это расширение НАТО было явным нарушением «железных» гарантий, данных госсекретарем США Джеймсом Бейкером. Но их возражения были тщетными.

Усилия, продиктованные корыстными и политическими соображениями, в совокупности оказались успешными. Первого мая 1998 года сенат подавляющим большинством голосов проголосовал за расширение НАТО. 80 сенаторов проголосовали за, 19 — против, и один воздержался. Джордж Кеннан (George Kennan), архитектор успешной западной политики сдерживания времен холодной войны, был потрясен: «Думаю, что это начало новой холодной войны…. Я считаю это трагической ошибкой. Для этого не было совершенно никаких оснований. Никто никому не угрожал». Сквозь кремлевские стены, должно быть, проникли тревожные сигналы о возможности исчезновения санитарного кордона, образованного государствами-членами теперь уже распавшегося Варшавского договора, который обеспечивал у границ России стратегическую буферную зону.

Растущие подозрения русских о том, что Западу и НАТО доверять нельзя, вскоре подтвердились. 12 марта 1999 года Чехия, Венгрия и Польша стали полноправными членами НАТО. Всего лишь двенадцать дней спустя — 24 марта 1999 года — НАТО начала операцию «Союзная сила», в ходе которой на протяжении 78 дней велись бомбардировки Югославии (фактически, Сербии) без одобрения Совета Безопасности ООН, без законного формального повода для начала войны и против суверенного государства, которое для членов альянса не представляло никакой угрозы.

Вполне возможно, что русские подумали: «Следующие — мы».

В результате бомбардировок НАТО в стране, которая восстанавливалась после десятилетий коммунизма, была разрушена инфраструктура и нанесен ущерб в десятки миллиардов долларов, а также погибли сотни ни в чем не повинных мирных жителей. Это вынудило сербов отдать свои древние земли мусульманам Косова, население которого стремительно росло и в основном состояло из нелегальных иммигрантов. Хотя НАТО впоследствии так и не признала, что ее атака была необоснованной (несомненно, отчасти из опасений, что придется платить миллиардные репарации), статья журналиста Дэниела Перла (Daniel Pearl), напечатанная 31 декабря 1999 года на первой странице The Wall Street Journal, не оставляет никаких сомнений в том, что мусульмане-косовары и Армия освобождения Косова как следует одурачили Америку и НАТО. Позднее это однозначно подтвердил бывший командующий ООН на Балканах канадский генерал Льюис Маккензи (Lewis MacKenzie).

В 1914 году Россия бросила свои войска в Сербию на помощь братьям-славянам и единоверцам, когда на эту страну беспричинно напала Австрия, спровоцировав начало Первой мировой войны. Но когда в 1999 году на Сербию напала НАТО, Россия была крайне ослаблена, и ее экономика и армия находились в состоянии полной разрухи. Некогда мощная Россия была вынуждена терпеть унижение, всего-навсего выразив решительный протест против неспровоцированного нападения НАТО. Но выбор был сделан — никакого примирения с НАТО, которая в представлении русских превратилась в агрессора. В конце 1999 года за несколько месяцев до окончания срока своих полномочий Борис Ельцин ушел в отставку, назначив на пост президента до выборов 2000 года премьер-министра Владимира Путина. И до сих пор наши отношения с путинской Россией остаются враждебными. Нападение НАТО на Сербию развязало вторую холодную войну, и к чему это приведет, покажет только время.

Таким образом, рождественский подарок 1991 года — этот шанс, суливший Европе, России и Америке мир, безопасность и экономический рост, был полностью упущен. Местечковые интересы Запада, узость его мышления, недальновидность, корыстные побуждения и политический расчет, подогреваемые бездеятельной и крайне некритичной американской прессой, толкают Россию назад, за очередной железный занавес, причем, без каких-либо на то оснований. И настоящая, застарелая, внутренняя и исполненная иронии трагедия заключается в том, что Россия, Европа и США могли бы быть настоящими союзниками — в культурном, экономическом и стратегическом плане, выступая против Китая и Ирана. Вместо этого в результате по-настоящему бессмысленной западной геополитики Америка и Европа вынуждены наблюдать, как крепнет союз России, Китая и Ирана. Как же могли мы совершить такую серьезную ошибку?

Источник