В послевоенные годы о Василии Михайловиче Блохине открылось множество подробностей. Кроме орденов Ленина, Красного Знамени, Красной Звезды и множества других наград, было в его биографии и еще кое-что. А именно: Василий Блохин являлся профессиональным палачом НКВД. Сколько точно он лично расстрелял людей, неизвестно. По одним данным, от десяти до пятнадцати тысяч человек, по другим – около пятидесяти тысяч.

Рука не дрогнула

Малой родиной Блохина является село Гавриловское, что во Владимирской губернии. Именно здесь в конце 1895 года родился будущий палач. Его семья была самой обыкновенной, крестьянской. Поэтому еще в раннем детстве Василия начали приучать к труду. Блохин пас скот, помогал отцу с хозяйством, осваивал профессию каменщика. Когда началась Первая Мировая война, Василий нес службу в армии Российской империи – в 1915 году его зачислили рядовым в восемьдесят второй пехотный полк во Владимире. Вскоре он получил звание унтер-офицера. А в 1917 году стал старшим унтер-офицером двести восемнадцатого Горбатовского пехотного полка на Германском фронте. В одном из сражений Василий получил ранение и был отправлен в Полоцк на лечение. Несмотря на серьезные волнения в стране, Блохин придерживался нейтралитета. Но все изменила осень 1918 года. Он встал на сторону большевиков. Сначала служил в Яновском волостном военкомате Суздальского района. Новая власть открыла перед крестьянским сыном огромные возможности, которые он не упустил. И вскоре Блохин сумел попасть в шестьдесят второй батальон войск ВЧК в Ставрополе. Прилежный и старательный сотрудник не гнушался никакой работы. Приказ есть приказ – это для Василия являлось законом.

Главным преимуществом Блохина являлась его по-настоящему фанатичная преданность партии и делу. Прикрываясь лозунгами и знаменами, он стал лучшим в так называемой «черновой работе». А именно: арест, выбивание показаний, пытки. Причем все эти «мероприятия», чаще всего, проходили под грифом «секретно». Такое рвение не могло остаться незамеченным. Высшее руководство ценило своего «чернорабочего», что конвертировалось в быстрый карьерный рост. Сначала Блохин стал помощником командира взвода в отряде особого назначения при Коллегии ВЧК. А спустя всего полгода стал и командиром того подразделения. В июле 1924 года его перевели в шестьдесят первую дивизию особого назначения при Коллегии ОГПУ на должность помощника командира. Спустя месяц Василий становится уже комиссаром Специального отделения при Коллегии ОГПУ. Теперь он уже сам официально мог приводить смертные приговоры в исполнение. И рука у Блохина не дрогнула.

Начиная с весны 1925 года, он активно взялся за работу, ставя подписи под расстрельными актами и приводя их в исполнение. Каждый человек в детстве мечтал кем-то стать, наверняка и юный Вася Блохин, лежа на сеновале о чем-то таком мечтал. Вряд ли тогда, обычный деревенский мальчишка мог подумать, что станет профессиональным палачом. Но судьба распорядилась именно так. И вскоре, она подтвердила серьезность своих намерений. Блохин не остался «одним из», его ждал серьезный карьерный взлет. В начале весны 1926 года рядовому расстрельщику улыбнулась удача, неожиданно освободилось место коменданта ОГПУ. Начальник Карл Иванович Вейс, что называется, неожиданно «исчез». Но его стул пустовал недолго, это место получил Блохин, став временно исполняющим обязанности коменданта. А летом Василия Михайловича утвердили в должности.

Что же касается Вейса, то он банально попал под каток системы. Ягода подписал приказ ОГПУ №131/47 от пятого июля 1926 года, в котором говорилось: «31 мая 1926 г. постановлением Коллегии ОГПУ Комендант ВЧК/ОГПУ Вейс Карл Иванович приговорен к лишению свободы на 10 лет со строгой изоляцией по обвинению его в сношениях с сотрудниками иностранных миссий, явными шпионами.

Имеющимися в деле установленными данными Вейс характеризуется как совершенно разложившийся, утративший всякое понимание лежавшей на нем, как чекисте и коммунаре, ответственности и не остановившимся перед фактом крайней дискредитации Объединенного Государственного Политического Управления, сотрудником которого он состоял».

Блохин, конечно, знал, что случилось с его предшественником. Поэтому модель поведения выбрал правильную. Он не позволял себе ничего лишнего и компрометирующего, а свою «черновую работу» всегда выполнял безукоризненно. В общем, придраться к Блохину было практически невозможно. Любопытно вот еще что: находясь на высокой должности, Василий Михайлович начал учиться в Институте повышения квалификации инженерно-технических работников. Но окончить учебное заведение не смог. У него просто не хватило на него времени.

Нервная работа

Особое внимание Блохин уделял формированию своей расстрельной команды – спецгруппы (именно под таким названием она проходила в документах). Ее комплектовали, чаще всего, из сотрудников специального отделения при Коллегии ОГПУ, то есть, из людей, которые являлись охранниками высшего руководства страны, в том числе и Сталина. Получилось, что они работали, если так можно выразиться, на совмещении.



Работа палача требовала, конечно, особой подготовки и далеко не каждый мог с ней справиться. Александр Емельянов, являвшийся одним из расстрельщиков, вспоминал: «Водку, само собой, пили до потери сознательности. Что ни говорите, а работа была не из легких. Уставали так сильно, что на ногах порой едва держались. А одеколоном мылись. До пояса. Иначе не избавиться от запаха крови и пороха. Даже собаки от нас шарахались, и если лаяли, то издалека».

Долго выдержать такой нагрузки Емельнов не смог. Его уволили, а в «бумажке» было сказано: «Тов. Емельянов переводится на пенсию по случаю болезни (шизофрения), связанной исключительно с долголетней оперативной работой в органах». И подобные случаи носили массовый характер, кто умирал, кто – сходил с ума. Известно, что расстрельщик из команды Блохина Григорий Хрусталев умер в октябре 1930 года. Еще один коллега – Иван Юсис в 1931. Правда, некоторые все же смогли дожить до начала 40-х годов. Например, Петр Магго и братья Шигалевы. А Эрнста Мача отправили на пенсию ввиду его прогрессирующей нервно-психической болезни.

Сослуживцы вспоминали, как однажды Петр Магго, который же расстрелял пару десятков человек, буквально сошел с ума. Он перестал узнавать знакомых людей, ему везде мерещились смертники. Магго, увидев начальника особого отдела по фамилии Попов, заорал на него: «А ты чего тут стоишь? Раздевайся! Немедленно! А то пристрелю на месте!» Каким-то чудом тогда Попову удалось избежать пули.

Известно, например, как все тот же Петр Магго инструктировал свежеиспеченных палачей: «У того, кого ведешь расстреливать, руки обязательно связаны сзади проволокой. Велишь ему следовать вперед, а сам, с наганом в руке, за ним. Где нужно, командуешь «вправо», «влево», пока не выведешь к месту, где заготовлены опилки или песок. Там ему дуло к затылку и трррах! И одновременно даешь крепкий пинок в задницу. Чтобы кровь не обрызгала гимнастерку, и чтобы жене не приходилось опять ее стирать».

Магго умер в 1941 году от цирроза печени. К этой болезни его привело чрезмерное употребление алкоголя. На пенсии бывший палач пробыл около года.

Когда старательный Ежов разогнал машину репрессий, под выстрел Блохина все чаще и чаще стали попадать его же бывшие соратники – сотрудники спецгруппы. Известно, что были расстреляны Григорий Голов, Фердинанд Сотников, Петр Палкан и многие другие. Их казнил либо сам Василий Михайлович, либо упоминавшийся уже Магго. Вряд ли они испытывали чувства жалости к бывшим соратникам. Такая работа, ничего личного.

Куда больше неприятностей доставляли смертники, которые перед казнью начинали всячески провоцировать палачей. Например, начинали восхвалять большевистский режим и самого Сталина. Хотели того расстрельщики или нет, а в их душах поселялся червячок сомнения, что они устраняют «врагов народа». Об этом говорил и Исай Давидович Берг. Известно, что он стоял во главе расстрельной группы, которая приводила в исполнения смертные приговоры, вынесенные «тройками». При этом сам Берг также не избежал столь печальной участи. Его арестовали в начале августа 1938 года и обвинили в аморальном поведении с сослуживцами. Чуть позже к этому добавился и «стандартный набор»: изменник, троцкист и так далее. Так вот, известно, что Исай Давидович получил распоряжение «сверху», в котором требовалось «не допускать таких явлений в дальнейшем». Говорилось еще о том, что среди спецгруппы необходимо «поднимать настроение, стараться доказать им, что люди, которых они стреляют, — враги». Впрочем, Берг признавался, что «много мы стреляли и невиновных».

Есть версия, что именно Берг в свое время стал главным инициатором создания «особых» машин, так называемых «душегубок». Смысл заключался в следующем: стандартный фургон, который развозил хлеб, модернизировали. В его кузов выводилось отверстие от выхлопной трубы. Соответственно, люди, которые находились внутри, просто (а главное, тихо) умирали от отравления продуктами сгорания. В семнадцатом номере газеты «Аргументы и факты» от 1993 года было напечатано мнение полковника ГУ охраны Российской Федерации А.Олигова. И он подтвердил, что идейным вдохновителем «душегубки» являлся именно Берг. А впервые ее задействовали в 1936 году. «Душегубки» стали старательными помощниками расстрельных групп. Тот же Берг признавал, что без помощи машин, палачи просто физически не могли бы справиться с объемом «черновой работы».

Блохин, как и Берг, тоже получил предписание, гласящее «проводить воспитательную работу среди приговоренных к расстрелу, чтобы они в столь неподходящий момент не марали имя вождя».

С каждым годом количество расстрелов только увеличивалось. Под каток попадали и многие знаковые фигуры СССР. И большинство их них на тот свет отправил или сам Блохин, или кто-то из его подчиненных. Тут и Михаил Николаевич Тухачевский, и Иона Эммануилович Якир, и Борис Миронович Фельдман, и многие-многие другие высокопоставленные военные, обвиненные в антисоветской деятельности, шпионаже и вообще во всех смертных грехах. Часто при расстреле очередного опального человека, присутствовал и прокурор Вышинский вместе с председателем Военной коллегии Верховного суда Ульрихом. Периодически наведывался и Ежов. Причем специально для «железного наркома» казни превращали чуть ли не в театрализованное действо. Вот что вспоминал один из свидетелей: «Перед расстрелом своего приятеля в прошлом Яковлева Ежов поставил его рядом с собой — наблюдать за приведением приговора в исполнение». А тот неожиданно заявил: «Николай Иванович! Вижу по твоим глазам, что ты меня жалеешь». «Железный нарком» на какое-то мгновение растерялся и смутился, но быстро взял себя в руки и приказал пустить пулю в голову Яковлева. Примерно тот же сценарий разыграли и в казни Генриха Григорьевича Ягоды. Ежов распорядился, чтобы тот смотрел, как погибали другие люди, обвиненные в причастности к правотроцкистскому блоку. Его же пуля ждала последним. Но и погибнуть Ягоде спокойно не дали. Перед самой казнью Ежов приказал избить бывшего наркома внутренних дел, сказав начальнику кремлевской охраны Дагину: «А ну-ка дай ему за всех нас».

Отправляя на тот свет очередного представителя касты «сильных мира сего», Блохин и сам, что называется, ходил по краю. Он слишком много знал, слишком много видел и слышал, соответственно, мог представлять угрозу. Но именно Василия Михайловича высшее руководство (в особенности Сталин) очень ценило. Но в начале 1939 года тучи все-таки начали над ним сгущаться, тому виной – политика Берии. Дело в том, что в ноябре 1938 года в опале оказался сам «железный нарком» из-за доноса начальника управления НКВД по Ивановской области Виктора Павловича Журавлева. Николай Иванович написал прошение об отставке, которое было удовлетворено в декабре того же года. И пока шло разбирательство с Ежовым, Лаврентий Павлович, занявший его место, принялся наводить порядки в НКВД. Естественно, от него не могли ускользнуть компрометирующие Блохина факты. Самый главный заключался в том, что он был в близких отношениях с расстрелянными Ягодой и Булановым. По меркам того времени, это уже считалось доказательством в антисоветской деятельности и шпионаже. И Берия решил избавиться от главного палача. Он лично подготовил необходимые бумаги для ареста Блохина, оставалось пройти, по сути, формальную процедуру – получить одобрение Иосифа Виссарионовича. Но… к удивлению Берии ответ оказался совершенно неожиданным. Вот что писал Лаврентий Павлович в 1953 году: «Со мной И.В. Сталин не согласился, заявив, что таких людей сажать не надо, они выполняют черновую работу. Тут же он вызвал начальника охраны Н.С. Власика и спросил его, участвует ли Блохин в исполнении приговоров и нужно ли его арестовать? Власик ответил, что участвует и с ним вместе участвует его помощник А.М. Раков, и положительно отозвался о Блохине».




Но все же Лаврентий Павлович изменил бы самому себе, если бы оставил Блохина в покое. Поэтому, он вызвал к себе Василия Михайловича вместе с другими расстрельщиками и провел с ними никому не нужную «воспитательную беседу». О ней он написал следующее: «Сов. секретно. Вызван был мною Блохин и руководящие сотрудники комендатуры, которым мною было сообщено кое-что из показаний на них. Обещались крепко поработать и впредь быть преданными партии и Советской власти. 20 февраля 1939 г. Л. Берия».

На этом все, больше Берия Блохина не трогал.

Сотни в день

Чаще всего смертников доставляли непосредственно к Блохину. Но иногда бывало, что и сам палач отправлялся за очередной жертвой. Так, например, было с партийным деятелем Робертом Эйхе. Его арестовали в конце апреля 1938 года и обвинили в создании «латышской фашистской организации». Спустя годы (уже после смерти Сталина) начальник первого спецотдела НКВД Леонид Фокеевич Башкатов вспоминал: «На моих глазах, по указаниям Берия, Родос и Эсаулов резиновыми палками жестоко избивали Эйхе, который от побоев падал, но его били и в лежачем положении, затем его поднимали, и Берия задавал ему один вопрос: «Признаешься, что ты шпион?» Эйхе отвечал ему: «Нет, не признаю». Тогда снова началось избиение его Родосом и Эсауловым, и эта кошмарная экзекуция над человеком, приговоренным к расстрелу, продолжалась только при мне раз пять. У Эйхе при избиении был выбит и вытек глаз. После избиения, когда Берия убедился, что никакого признания в шпионаже он от Эйхе не может добиться, он приказал увести его на расстрел».

Этот приказ и выполнил Блохин, доставив Эйхе из Сухановской тюрьмы к месту назначения. Произошло это в начале февраля 1940 года. А чуть позже Василий Михайлович пустил пулю в затылок и «железному наркому» Ежову. Николай Иванович с весны 1939 года находился под арестом. Все обвинения он отрицал, кроме одного, заявляя: «Я почистил 14 000 чекистов, но огромная моя вина заключается в том, что я мало их почистил». А в своей последнее речи Ежов сказал: «На предварительном следствии я говорил, что я не шпион, я не террорист, но мне не верили и применили ко мне сильнейшие избиения. Я в течение двадцати пяти лет своей партийной жизни честно боролся с врагами и уничтожал врагов. У меня есть и такие преступления, за которые меня можно и расстрелять, и я о них скажу после, но тех преступлений, которые мне вменены обвинительным заключением по моему делу, я не совершал и в них не повинен… Я не отрицаю, что пьянствовал, но я работал как вол… Если бы я хотел произвести террористический акт над кем-либо из членов правительства, я для этой цели никого бы не вербовал, а, используя технику, совершил бы в любой момент это гнусное дело…» А разведчик, диверсант и сотрудник НКВД Павел Анатольевич Судоплатов вспоминал: «Когда его вели на расстрел, он пел «Интернационал»». Труп Ежова кремировали в Донском крематории.

Постоянные убийства оставили неизгладимый отпечаток на психике Блохина. Некая Шура Тихонова, которая работала домохозяйкой у палача, вспоминала, что Василий Михайлович был злым и жестким человеком в быту. Очень часто он возвращался домой с работы под утро сильно пьяным. Единственной его страстью были, что удивительно, лошади. Тихонова вспоминала, что он обожал этих животных. А в свободное время любил читать литературу о них. Известно, что в его домашней библиотеке насчитывалось порядка семисот книг, посвященных непарнокопытным.

Как бы цинично это не выглядело, но именно 1940 год стал пиком карьеры Блохина. Бывший начальник УНКВД по Калининской области генерал-майор Дмитрий Степанович Токарев вспоминал в 1991 году на допросе в генеральной Военной прокуратуре СССР (его туда вызвали, как свидетеля «черной работы»), как весной 1940 года ему довелось увидеть работу Блохина. Тогда Дмитрий Степанович принял в Калинине группу Василия Михайловича, которая прибыла для ликвидации поляков, содержавшихся в Осташовском лагере. Таким образом, палач принял самое активное участие в Катынском расстреле.

Токарев вспоминал: «Блохин дал сигнал, говоря: «Ну пойдем, давайте начнем». Блохин положил свою специальную одежду: кожаная коричневая шляпа, длинный кожаный плащ, коричневые кожаные перчатки, с рукавами выше локтя. Для меня это было большое впечатление — я увидел палача.

Блохин и Рубанов приводили людей по одному, через коридор, поворачивали влево, где находилась красная комната. Висели разные плакаты пропаганды, была гипсовая статуя Ленина. Красная комната (или ленинская) была размером 5 на 5 метров. Здесь в последний раз проверяли личность заключенного, спрашивая о его имени и дате рождения. Затем отмечали в списке, чтобы не было никакой ошибки.

Наконец, на польского офицера или полицейского надевали наручники и отводили его в «камеру экзекуции». Здесь жизнь пленного, заканчивалась выстрелом в заднюю часть головы. Опытные палачи стреляли в шею, держа ствол косо вверх. Тогда была вероятность, что пуля выйдет через глаз или рот. Тогда будет только немного крови, в то время как пуля выстреленная в затылок, приводит к обильному кровотечению (вытекает больше одного литра крови). А убивали, по меньшей мере, 250 человек в день.

Трупы убитых выкидывали из камеры, где происходили убийства, через запасные двери во двор, где ждал грузовик. Кузова автомобилей каждый день отмывали от фрагментов мозга и крови. Трупы (по 25-30 на каждый автомобиль) закрывали брезентом, который в конце «операции» Блохин приказал сжечь. Тела, брошенные в автомобили, перевозили к общим траншеям, в лесу недалеко от Медное. Эти траншеи закапывал НКВД-ист, оператор экскаватора Антонов, со своим помощником.

Когда все заключенные Осташково уже были уничтожены, Блохин устроил прощальное возлияние для лиц, которые убили более 6300 человек. Блохин получил премию в сумме месячного оклада. Кому-то в качестве премии выдали наградной наган, велосипед, патефон».

А вот что еще рассказывал Токарев: «Яблоков (следователь): Если я правильно понял, польских военнопленных расстреливали из «Вальтеров». Да? Токарев: Из «Вальтеров». Это я хорошо знаю, так как привезли их целый чемодан. Этим руководил сам Блохин. Давал пистолеты, а когда заканчивалась работа — пистолеты отбирались. Забирал сам Блохин».




Известно, что тогда только в первую ночь было расстреляно более трех сотен человек. Затем, как и говорил Токарев, планка была опущена до двухсот пятидесяти человек. Что же касается «Вальтеров», то их использование было вполне логичным. Во-первых, при слишком интенсивном использовании стандартные ТТ-30 могли подвести в неподходящий момент и к тому же сильно нагревались. В этом плане «Вальтеры» были более надежными. Во-вторых, использование иностранного оружия делало чекистов как бы «не при делах», мол, это не они устроили расстрел, а немецкие разведчики, которые как раз использовали «Вальтеры». Перестраховка являлась необходимой, ведь никто не мог дать гарантию политики, которую «верхи» станут придерживаться завтра.

Токарев также вспоминал, что Блохин вместе со своими людьми работал каждую ночь без перерыва по десять часов. В среднем на казнь одного смертника у них уходило порядка трех минут. А после «смены» каждый расстрельщик получал от Василия Михайловича водку. Поскольку даже у столь опытных палачей из-за обилия работы периодически начинали сдавать нервы. Стойкость сохранял лишь Блохин. Этим-то и впечатлял не только простых смертных, но и самых высоких начальников. Поэтому его то и дело одаривали званиями и наградами. Так, в 1935 году Блохин стал капитаном ГБ, в 1940 – майором, а в 1943 – полковником. А спустя всего два года Василий Михайлович уже являлся генерал-майором.

Список государственных наград тоже впечатляет: орден Ленина, три ордена Красного Знамени, ордена Отечественной войны первой степени, Трудового Красного Знамени, Красной Звезды, «Знак Почета» и многие другие. Был в его «коллекции» и маузер, подаренный ему в качестве почетного оружия. Но, как говорилось выше, он предпочитал немецкий Walther PP. Известно, что в конце апреля 1940 года Василий Иванович получил орден Красного Знамени, а также денежную премию от Сталина. Вот так щедро отблагодарила власть палача за ликвидацию поляков. Среди подарков значился и автомобиль «Победа». Машину ему презентовали в честь двадцатилетнего пребывания на должности коменданта.

* * *

Свой последний расстрел Блохин осуществил второго марта 1953 года, то есть, за несколько дней до смерти Сталина. Когда вождя не стало, власть временно отошла в руки Берии. И тогда-то он вспомнил о палаче. Но репрессировать его уже не было смысла. Поэтому пятидесятивосьмилетнего Василия Михайловича по-быстрому отправили не пенсию. Его уволили приказом МВД СССР №107 от второго апреля 1953 года по болезни. А заодно объявили благодарность за долгую и безупречную службу. Интересно вот еще что: Берия объявил, что отправка Блохина на пенсию была связана с тем, что он «засиделся». Мол, слишком долго на одном месте, перестал быть столь эффективным, как раньше и так далее. В общем, к Блохину, по сути, этот термин не имел никакого отношения. Но факт остается фактом.

Впервые за много-много лет Василий Михайлович оказался без работы. Понятно, что после смерти Иосифа Виссарионовича количество расстрелов резко сократилось, и надобность в столь опытном палаче просто отпала. На смену Блохину пришел полковник Бровкин. У него, конечно, тоже хватало «черновой работы», но все же о былых масштабах речь уже не шла. Вскоре началась новая чистка. На сей раз расследовались дела людей, причастных к репрессиям в конце 30-х годов. Но Блохина эта волна прошла стороной. Его вызывали на допросы, но дальше дело не пошло. Видимо, его спасло то, что он являлся «всего лишь» исполнителем приказов. Ничего личного, просто работа.

В первый год Василий Михайлович получал солидную пенсию от КГБ, но в 1954 ее отменили. Вместе с ней он был лишен всех званий и наград (правда, встречается информация, что в 60-х годах его полностью реабилитировали). А в 1955 бывшего палача не стало. Есть несколько версий на этот счет. По одной, он умер от инфаркта миокарда, по другой – застрелился. Что же на самом деле произошло с ним, неизвестно.



Тело Василия Михайловича было захоронено на Донском кладбище. Том самом, где покоится прах многих людей, которых он лично отправил на тот свет. Вот уже действительно ирония судьбы.

Автор:

Павел Жуков