Уход из жизни Леонида Брежнева и перипетии советско-китайских отношений

40 лет назад, 10 ноября 1982 года, ушёл из жизни Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев. Несмотря на неважное состояние здоровья, произошло это достаточно неожиданно, и некоторые историки связывают уход из жизни первого лица (как и некоторые другие подозрительные эпизоды) с нешуточной подковерной борьбой за власть и за влияние, развернувшейся в высших эшелонах власти советского государства с начала 1980-х годов.

Так, историк Евгений Спицын считает достаточно обоснованной версию о том, что в ходе разговора 9 ноября в Кремле с Ю. Андроповым Брежнев проинформировал его о тех решениях, которые будут приняты на предстоящем пленуме ЦК КПСС, созыв которого намечался на 15 ноября. Предполагалось, что на этом пленуме будут сделаны важные перестановки внутри высшего советского руководства: Брежнев переместится на почётный пост председателя партии, новым Генеральным секретарём станет партийный руководитель Советской Украины Владимир Щербицкий, в то время как Андропов, бывший председатель КГБ СССР, останется рядовым секретарём ЦК. Однако на следующий день Брежнев неожиданно умирает, что не может не вызывать вопросов.

Заметное влияние на внутриполитические процессы в «позднем» СССР» оказывала внешнеполитическая конъюнктура, все более неблагоприятная для Москвы. Этим обуславливались некоторые другие кадровые решения, призванные укрепить «восточный вектор» советской внешней политики. Ключевым вызовом здесь был, безусловно, Китай, отношения с которым с конца 1960-х годов балансировали на грани полномасштабного вооружённого конфликта. Как отмечает бывший консул в Шанхае, главный консультант по Китаю в ЦК КПСС Михаил Титаренко, организованная в 1969 году по инициативе Мао Цзэдуна провокация на острове Даманский была нужна «для того, чтобы показать китайскому народу и американцам (это было рассчитано прежде всего на них), что СССР – враг и Китая, и США, что советско-китайский Договор о союзе, дружбе и сотрудничестве – пустая бумажка. Мао решил, по его словам, «пощупать зад у тигра», но так, чтобы это не спровоцировало большую войну. Военные исполнили. Потом они решили ее повторить, потому что первая прошла недостаточно убедительно, и организовали вторую провокацию в Казахстане в районе Желанашколя…» Подпитывая антисоветские фобии Пекина, «Киссинджер передал китайцам сфабрикованные ЦРУ «секретные документы» о том, что Советский Союз якобы собирается нанести превентивный атомный удар по Синьцзяну, по китайским ядерным центрам». Во время визита Р. Никсона «Мао Цзэдун фактически предложил заключить устный китайско-американский альянс против Советского Союза. Тогда советское руководство очень серьезно отнеслось к опасностям, которые могли вытекать из этого альянса. Москва была вынуждена пересмотреть все планы развития народного хозяйства. Планы повышения благосостояния были отложены и силы были сосредоточены на создании ракетно-ядерного паритета с США и укреплении восточных рубежей, были усилены вооруженные силы на Дальнем Востоке».

Киссинджер и Дэн Сяопин. Фото: washingtonpost.com

Понимая, что «США вместе с Мао втянули СССР в изматывающую гонку вооружений», в Москве пытались выйти на диалог с беспокойным южным соседом. Так, в ходе переговоров в октябре 1979 года на уровне заместителей министров иностранных дел советская сторона предложила проект совместной декларации об улучшении двусторонних отношений. В свою очередь, посланцы Пекина требовали снизить столь напугавшую их в 1969 году военную угрозу, уменьшить «военную силу» в пограничном районе до уровня 1964 года, отвести войска и военное оборудование из Монголии, прекратить поддержку Вьетнама, вовлечённого в военный конфликт в Кампучии на стороне противников прокитайской хунты Пол Пота. По мнению Москвы, все вопросы, предложенные китайцами к обсуждению и касающиеся третьих стран, «должны с ними и обсуждаться». Также отмечалось отсутствие у Советского Союза намерений угрожать Китаю военной силой. Выявившиеся серьёзные разногласия не позволили позволить конструктивные переговоры.

Менее через месяц после ввода советских войск в Афганистан, 20 января 1980 года, представитель МИД КНР сообщил о том, что тем самым создаётся новое «препятствие» для нормализации отношений между Москвой и Пекином, со временем приступил, не без ведома администрации Рейгана, к обучению боевиков-«моджахедов» и поставкам им оружия.

В начале 1980-х годов советское руководство в очередной раз попыталось пойти на контакт с юго-восточным соседом. 24 марта 1982 года, будучи с рабочей поездкой в Ташкенте, Брежнев заявил о том, что в Советском Союзе не ставят под сомнение социалистический характер Китая и хотел бы развивать отношения с ним без предварительных условий и не в ущерб третьим странам. В свою очередь, последовательный сторонник противодействия с «советской угрозой» и сближения с Америкой, Дэн Сяопин сказал о том, что если СССР хочет серьёзного улучшения отношений с КНР, то должен добиваться этот делами, а не словами. Идеологические инвективы из риторики «китайских товарищей» почти исчезли, уступив место требованиям урегулирования территориальных спорных поросов и разрядки военной напряженности на границе. Это вполне вписывалось в стратегию внешней открытости КНР, объявленную Дэн Сяопином на проходившем в первой декаде сентября 1982 г. XII съезде КПК. После предварительного обмена мнениями пограничные переговоры на уровне заместителей министров иностранных дел возобновились в октябре 1982 года.

Кончина и похороны Брежнева обозначили очередную возможность нормализации советско-китайских межгосударственных отношений: на траурные мероприятия в Москву прибыл министр иностранных дел КНР (1977-82 гг.) Хуан Хуа. Его заявления в ходе встреч с Юрием Андроповым и Андреем Громыко в непростой атмосфере советско-китайских отношений того периода весьма необычными. Глава китайской дипломатии характеризовал Брежнева как «неустанного борца за мир», «главного советского инициатора нормализации наших межгосударственных отношений», «выдающегося руководителя СССР». Отмечал товарищ Хуа и заслуги Брежнева в годы Великой Отечественной войны, исправление им «многих ошибок Хрущева». Кроме того, китайский министр предложил оставить трудноразрешимые спорные проблемы «на потом», сосредоточившись на решении вопросов, вызывающих меньше разногласий. В Москве с таким подходом согласилась.

Разумеется, Хуан Хуа и в Москве руководствовался предписаниями своего непосредственного начальства. Ещё 16 апреля 1982 года Дэн Сяопин попросил находившегося в Пекине Николае Чаушеску передать Брежневу главные условия нормализации межгосударственных отношений: отвод войск и эвакуация вооружений с советско-китайской и монгольско-китайской границ; вывод вьетнамских войск из «Демократической Кампучии» и отставка её провьетнамского руководства; вывод советских войск из Афганистана. Эти китайские требования Чаушеску оперативно передал советскому руководству. Аналогичные условия Хуан Хуа повторил при встрече с Громыко, который отказался обсуждать вопросы, непосредственно не касающиеся СССР и Китая, одновременно пообещав учесть позицию Пекина по всем упомянутым вопросам.

Вскоре после похорон Брежнева оппоненты Хуан Хуа принялись обвинять его в превышении полномочий на переговорах в Москве. Задним числом в китайском руководстве пришли к выводу, что переборщили с похвалами в адрес Брежнева, ибо его преемники не приняли китайских условий межгосударственной нормализации. Как это часто бывает в политике, «козлом отпущения» за эти ошибки сделали Хуан Хуа, которого отправили в отставку уже 19 ноября 1982 года. На смену ему (до 1987 года) был назначен У Сюецянь, сторонник нормализации китайско-советских отношений именно на упомянутых условиях.

* * *

Официальная реакция «сталинистского» руководства Албании на кончину Брежнева поначалу выразилась лишь в кратком сообщении об этом событии 11 ноября в местных СМИ. Краткое соболезнование выразило Верховному совету СССР Народное Собрание (парламент) Албании. По некоторым данным, советские дипломаты в Бухаресте и Пхеньяне в те дни попросили (и эта просьба была исполнена в середине ноября) румынских и северокорейских коллег сообщить в Тирану, что в Москве готовы к нормализации двусторонних отношений с небольшой балканской страной, и даже не исключают достройки двадцати инфраструктурных объектов, недостроенных в этой стране Китаем. Напомним, Тирана и Пекин, напомним, прекратили сотрудничество с 1978 года, правительство Энвера Ходжи стало обвинять КПК и КНР в «двуличии в отношении Сталина, ревизионистском и империалистическом перерождении».

В ответ на советский зондаж албанцы оперативно адресовали Москве через Бухарест и Пхеньян свою прежнюю позицию, причём даже в расширенной форме. А именно, новое руководство СССР и КПСС должно было отказаться от антисталинских решений XX и XXII съездов КПСС; признаться в насильственной кончине И. Сталина и его сына Василия; признать свою ответственность за разрыв отношений с Албанией в 1961-62 гг.; прекратить глушение радио Тираны; восстановить в КПСС Молотова, Маленкова и Кагановича. Наконец, выдвигалось требование прекратить проведение в Адриатическом море совместных военно-морских учений СССР и «ревизионистской проамериканской Югославии». Эта позиция была согласована на совещании руководства Албании с главами 40 зарубежных сталинистских («марксистко-ленинских») компартий в Тиране 19-21 ноября.

По понятным причинам, в Москве на эти требования не ответили, и с декабря 1982 года антисоветская кампания в Албании возобновилась. Разлад в социалистическом лагере усиливался…

Алексей Балиев