«Хочешь жить – стреляй первым»

Война – наиболее яркое проявление экстремальной ситуации, в которую может попасть человек.

На случай кораблекрушения, пожара, землетрясения или других стихийных бедствий человеком выработаны определенные правила действий, которые вывешиваются в виде памяток и инструкций.

Нет ни одной инструкции (если не считать боевого устава), как человеку действовать в той или иной ситуации, попади он в район боевых действий или попросту говоря на войну. Отличное знание боевого устава не является гарантией того, что поставленная боевая задача будет выполнена и с наименьшими потерями личного состава в условиях быстро меняющейся обстановки боя.

 

 

Большую роль в выживаемости играет боевой опыт и психологическая подготовленность каждого бойца. Есть общие понятия, как действовать в условиях уличного боя, в горах, на территории, занятой противником, или в лесу. Но горы бывают разные, точно так же, как и разными бывают улицы населенных пунктов, поэтому каждый раз приходится действовать с учетом конкретной обстановки, порой руководствуясь не только приобретенным ранее опытом, но и… интуицией.

Интуиция, основанная на боевом опыте, – то чувство, которое само «включается» в момент смертельной опасности, и никакие инструкции его не заменят. Если попал в трудную ситуацию, когда твоя жизнь зависит от мгновенно принятого, единственно правильного решения, только интуиция может подсказать тебе, как действовать. Шансы бойца выйти из передряги живым прямо пропорциональны его боевому опыту.

ВЫХОД В РАЙОН

Пройдя рубежи обороны боевиков в Грозном, мы проникли в кварталы, полностью контролируемые «духами». Армейский камуфляж и наши небритые, почерневшие, со впавшими щеками лица давали нам шанс вполне сойти за боевиков в случае внезапной встречи с «воинами Ичкерии». Бардак у боевиков был аналогичен бардаку, царившему в расположении наших войск. Система пропусков и паролей в условиях всеобщей неразберихи у боевиков порой не действовала, и достаточно было крикнуть «Аллах акбар», чтобы нас приняли за своих.

Нашей целью было ведение разведки на территории, находящейся за боевыми порядками боевиков, и дезорганизация системы коммуникаций противника путем минирования для внесения ощущения хаоса и паники в его ряды.

Продвигались исключительно в вечернее время, но до наступления темноты. С наступлением темноты продвижение по городу опасно, так как в это время воюющие стороны удваивали внимание за всеми действиями с сопредельной стороны. Ночью отсиживались в вонючих подвалах или в брошенных домах частного сектора, выбранных нами после предварительной разведки с таким расчетом, чтобы хорошо просматривались все подходы к нашему убежищу.

Уже начало темнеть. Мы вторые сутки кружим в этом районе, не можем найти проход в соседний район, кишащий бородатыми с зелеными повязками вооруженными боевиками. Надо пересидеть эту ночь, а с рассветом уходить на соседнюю улицу. Я еще сегодня днем обратил внимание, что обозначенный на нашей карте выход на соседнюю улицу боевики превратили в опорный пункт на случай прорыва российских танков, завалив его различным крупногабаритным хламом, состоящим из разбитых легковых машин и полусгоревшего автобуса.

Шестое чувство подсказало мне, что наверняка эта импровизированная баррикада «духами» охраняется, следовательно, переть туда сдуру не следует.



Выставив охранение и наблюдателя, ложимся отдыхать на куче битого кирпича. Кирпичи вонзаются в спину, да и внутреннее напряжение не дает уснуть. Перевернувшись на живот, ложусь на согнутые руки, – поза не из удобных, но заставляю себя уснуть, завтра трудный день.

Сном это не назовешь. Закрыв глаза, впадаешь в транс забытья, продолжая каким-то образом контролировать окружающую обстановку. Очнулся внезапно. Тишина. Однако в животе стало холодно и неуютно. Еще через мгновение одновременно услышал хруст мусора, тяжелые шаги и увидел осторожно рыщущий луч карманного фонаря.

«Засекли! Где наблюдатель, неужели уже лежит с перерезанной глоткой?» – мое состояние было близко к панике.

Не слышу рядом дыхания своих товарищей. Значит, не спят, и точно так же, как и я, затаившись, вжимаются в груду кирпича.

Люди с фонариком (наверняка это был патруль боевиков) остановились неподалеку от входа в наше убежище.

Наступила тишина, показавшаяся мне длиною в жизнь. Сердце подкатило к горлу.

«Надо взять себя в руки. Утром я читал «Отче наш», и бог меня сбережет», – эта мысль меня если не успокаивает, то во всяком случае заставляет избавиться от парализующего животного страха перед неизвестностью и приготовиться к действию.
Автомат под рукой. Пальцы другой руки нащупывают холодную ребристую поверхность гранаты Ф-1, предназначение которой одно – не попасть в плен живым.

Шаги начали удаляться. «Не нашли».

Напряжение спало. Однако тревога за ребят, бывших на наблюдении, не прошла.
Условный сигнал. «Наши!» Две фигуры, похожие на тени, проскользнули к нам.

Как выяснилось, боевики появились внезапно из какого-то подвала, на который мы поначалу даже не обратили внимания. Когда начало светать, мы осторожно покинули свое убежище, предварительно оставив несколько «гостинцев» в виде двух МОН-50. Выйдя из подвала и осмотревшись, нашли малозаметный проход в подвал, при дальнейшем осмотре оказавшийся сквозным проходом на ту улицу, куда мы до этого не могли попасть.

Заминировав и этот проход, которым наверняка боевики еще попробуют воспользоваться, наша группа просочилась за спину «духов» в районе трамвайного парка. Долго задерживаться здесь нам было не резон. Депо трамвайного парка и прилегающая к нему территория кишели боевиками, так как здесь находился штаб Масхадова, да и боевички могли напороться на наши «гостинцы» и смекнуть, что на их территории появились чужие. Собирая разведданные путем визуального наблюдения, стараясь быстрее избавиться от груза – устанавливая и маскируя мины, мы начали готовиться к отходу. Маршрут отхода, разработанный нами и согласованный с командованием подразделений, на рубеж которых мы должны были выйти после операции, оказался никудышным. Вернее будет сказать, что к этому времени, пока мы находились в тылу противника, ситуация изменилась. Рубежи соприкосновения с противником переместились, на некоторых направлениях боевики создали новые опорные пункты. Исходя из сложившейся ситуации нам пришлось проводить доразведку и искать новые маршруты отхода.

ОТХОД

За три дня проведения операции я похудел килограммов на восемь. Штаны в буквальном смысле слова начали спадать с меня, поэтому пришлось крутить дополнительные отверстия в поясном ремне.

В противовес всем умным утверждениям медиков и психологов, как надо рациональнее использовать свой внутренний потенциал, как влияет на здоровье и психику бойца состояние «победителей и побежденных», каждый поддерживал свой организм как мог.

Я вспомнил, что в нагрудном кармане куртки у меня лежит заботливо припасенный лист «Сиднокарба», который выдавали личному составу уходящих на боевые операции групп в качестве стимулирующего средства.

Проглотив сразу пять таблеток этого стимулирующего препарата, я почувствовал прилив сил и энергии.



Но самым главным стимулятором была ненависть к противнику и стремление уничтожить его. «Стреляй первым, действуй жестче и агрессивней, хороший враг – мертвый враг». Эти девизы становятся неотъемлемым элементом поддержания внутреннего боевого духа настоящего бойца. Именно состоянием души, готовностью первым убить противника отличаются понятия «боец» и просто «военнослужащий». Именно поэтому психологически не готовые к войне двадцатилетние молодые российские солдаты порой превращались, как это ни прискорбно, в «пушечное мясо». Боец должен быть психологически готов к войне и готов спокойно относиться к возможности гибели. Однако эти принципы при переходе из состояния войны в состояние мира пагубно сказываются на психологическом состоянии человека, возвращающегося к мирной жизни с ее законами, прямо противоположными тем, по которым жил этот человек в мире войны. Но об этом позже.

А сейчас мы продвигаемся по разрушенному городу, внимательно осматривая окрестность и ища уязвимые места противника, чтобы выскочить к своим.
Два раза столкнулись с небольшими группами боевиков, состоящими из взрослых мужчин и пятнадцатилетних подростков. Вооружены они были довольно разномастно, впрочем, и «амуниция» на них была довольно пестрой – некоторые были в камуфляжах, а иные в гражданских куртках, черных джинсах и кроссовках. Небритые, грязные лица боевиков ничем не отличались от наших. Основным их вооружением были АКМ-7,62, но встречались и СВД, и пулеметы ПК, и даже охотничьи ружья.

Пара боевиков в таких группах несла РПГ-7 и выстрелы к ним или несколько РПГ-18. При коротких внезапных встречах мы весело щерились (именно щерились, широко растягивая рты и показывая друг другу зубы, а не улыбались) и, приветствуя друг друга криками «Аллах акбар» (я один раз даже затянул гимн украинских националистов «Ще не вмерла Украина…»), делая вид, что спешим на свои, только нам известные позиции, быстро ныряли в первый попавшийся двор и так же быстро старались уйти от места внезапной встречи. Эта предосторожность не лишняя. Опять же интуиция и опыт подсказывали, что во всеобщей неразберихе уличных боев боевички могут все же поинтересоваться, к какому отряду принадлежит и в каком месте занимает позиции встретившаяся им группа «воинствующих украинских молодчиков», и тогда нам останется только уничтожить их. Для нашей группы открытый бой на территории, находящейся под полным контролем противника, будет означать провал, и вероятность прорваться к своим станет равной нулю.

НЕ ВЕРЬ ГЛАЗАМ И УШАМ СВОИМ

Несмотря на то, что в нашей группе были ребята, жившие до всех этих событий в Грозном, ориентироваться в разрушенном городе было очень трудно. В некоторых местах пять дней назад были позиции противника, а сейчас они могут быть заняты нашими, вследствие чего высока возможность попасть под огонь федеральных войск. Хотя «умных» смертей не бывает, однако глупо получить пулю от своих.

Чтобы этого не случилось, нам приходилось постоянно проводить доразведку местности.

Свидетелем последствий, когда наши разведгруппы налетали на своих, я стал в январе 1995 года.

Аналогичная нашей разведгруппа под командованием Вадима налетела на «волгоградцев» (части 8-го армейского корпуса под командованием генерала Рохлина) в одном из районов Грозного. Отсутствие взаимодействия сыграло трагическую роль, группа Вадима была принята «волгоградцами» за неприятеля, и по ней был открыт огонь на поражение. Один из группы был убит. Вадим выскочил из укрытия и начал кричать: «Не стреляйте! Мы свои!» После того, как его «задержали» подбежавшие бойцы, выяснилось, что у него отсутствуют документы. Попытавшийся объясниться с «волгоградцами» Вадим был жестоко избит и едва не расстрелян. После выяснения всех обстоятельств дела и запросов о подтверждении в вышестоящий штаб Вадим в критическом состоянии был доставлен в госпиталь на «Северный».

Я стоял у его кровати, и мне было больно слушать его отрывистую, заикающуюся речь, в которой он только часто повторял: «Т-т-ты п-п-пойми, я-я в Аф-фгане п-п-получил к-к-кон-тузию, а з-з-здесь м-мне к-к-конец…» Через два часа спецрейсом «вертушки» его доставили в Моздок, а затем в госпиталь на «большую землю».

Пробежав небольшой сквер, через арку заскакиваем во дворик. Он как будто из другой жизни. Война настолько пощадила его, что развалины на соседних улицах создают впечатление, что арка, через которую мы в этот дворик попали, – ворота из одного мира в другой. Тишина стоит непривычная.

То, что тишина на войне порой бывает обманчива, мы убедились через несколько минут. Доверившись тишине и кажущемуся спокойствию, мы допустили ошибку, чуть не приведшую к трагической для нас развязке. Нами были нарушены основные правила передвижения по территории, занятой противником, которые гласят: «Не верь глазам и ушам своим. Доверяйся только чутью и звериному инстинкту. Семь раз проверь…» и другие принципы, согласно которым мы не имеем права никогда расслабляться.

Из окна второго этажа соседнего дома нас окликнули по-чеченски. Мы растерялись…

Не получив ответа, по нам открыли огонь. Но то ли стрелки оказались хреновые, то ли потому, что в нас снова проснулись эти «звериные инстинкты», только один человек из нашей группы получил легкое ранение в бок, да и то касательное, так как мы моментально уже оказались за высокими бетонными плитами, укрывшись от огня противника.

Чтобы не тратить напрасно боеприпасы, решили не вести интенсивную неприцельную стрельбу по противнику, находившемуся в здании, а следовательно, и в выгодном положении, тем более что нам не были известны их силы и намерения. Находясь под прикрытием этих же бетонных плит, огрызаясь короткими очередями и одиночным огнем, мы старались выиграть время на принятие того самого «единственно правильного решения».

Через окна подвального помещения мы по одному проникли в трехэтажный дом, стоящий за нашими спинами. Чертыхаясь и кляня себя за беспечность, первым делом оказали помощь раненому. Двое ушли на разведку. Оставшиеся заняли оборону. Вернувшиеся из разведки принесли радостную весть: в некотором удалении от нас находятся рубежи штурмующих город российских войск. Видимо, непосредственная близость федеральных войск не позволила боевикам, обстрелявшим нас во дворике, предпринять более решительные действия против нашей группы, засевшей в этом трехэтажном доме. А может быть, это была аналогичная нашей группа противника, в задачу которой не входит ведение затяжного открытого боя. Во всяком случае, мы быстро установили связь с командованием подразделений федеральных войск, на рубеж которых вышли, и уже через час на БТРах нас отправили на «Северный».

ЗАКОН ВОЙНЫ

Нет людей, которые могли бы опровергнуть тезис «война – это плохо, а мир – это хорошо». Однако пацифистские мысли улетучиваются сразу, с первых же дней, как только ты попадаешь в район боевых действий.



Если же человек так и не понял, куда он попал, то пацифистские мысли улетучиваются вместе с душой, причем этот процесс происходит очень быстро и, как правило, не вызывая сожаления у окружающих.

Постоянно меняющаяся ситуация в бою практически не оставляет времени задумываться над тем, стрелять или не стрелять. Вся природа войны как экстремальной ситуации ставит вопрос перед воюющим человеком: «Удастся тебе выжить или нет?»

Ответ на этот вопрос зависит от того, какое решение ты примешь быстрей и какое решение будет правильным. От этого зависит, как правило, не только твоя жизнь, но и жизнь твоих товарищей.

Так, в декабре 1994 года на границе Дагестана и Чечни толпой местных мирных жителей была блокирована колонна российской бронетехники. Не привыкшие стрелять по безоружным людям, российские солдаты и офицеры оказались в замешательстве, чем и не преминули воспользоваться боевики, стоявшие в толпе местных жителей. Нескольких солдат и офицеров (среди которых было и два подполковника) под веселое улюлюканье толпы «мирные» жители вытащили из люков БТРов и превратили из вооруженных людей в испуганных пленных.

Тактику использования мирных жителей в операциях по захвату российского вооружения и пленных боевики прекратили после того, как российские части перестали реагировать на толпы мирных жителей. До тех пор пока «кровавые сопли» боевичков не полетели на нашу броню, живые щиты из местных жителей ставились дудаевцами на пути продвижения практически всех российских колонн в Чечне. «Нерешительные» и «сомневающиеся» в своих действиях российские военнослужащие до этого становились легкой добычей боевиков, а отобранное у них оружие с такой же легкостью переходило в руки дудаевцев. «Своими решительными, пусть даже порой и жестокими действиями мы положили конец порочной практике боевиков, сохраняя жизнь наших ребят», – признался мне один из офицеров мотострелкового полка, расположенного под Ведено.

НА ОГОНЬ НЕ ОТВЕЧАТЬ!

Мне доводилось общаться с вертолетчиками, чей труд вполне сравним с трудом пехотинца или танкиста.
То, что вертолетчикам приходится работать с максимальной нагрузкой и постоянно под угрозой быть сбитыми в Веденском или Шатойском районах, ни для кого в Чечне не было секретом.

В мае 1996 года я познакомился с летчиками Вяземского вертолетного полка.
Они две недели назад прибыли в Чечню из Таджикистана, но уже успели получить горький опыт того, что нарушение законов войны приводит к неоправданным жертвам.

– Понимаешь, Андрей, доходит до абсурда. Нас обстреливают из «зеленки» и населенных пунктов, с которыми подписан мирный договор. На все запросы к командованию, чтобы дали разрешение уничтожить огневые точки противника, получаем ответ: «Ни в коем случае не стрелять».

В мае 1996 г. под Ножай-Юртом из гранатомета был уничтожен Ми-8, два человека погибли. Вертолет был уничтожен сепаратистами как раз на том посту, где несколько дней спустя попадут в плен 26 бойцов 2-го полка ОДОНа, несмотря на то, что местное население заблаговременно предупредило командование федеральных войск о присутствии банды Гилаева на этом участке.

То, что возможность превратиться в груду исковерканного металла и дымящегося мяса у вертолетчиков высока, я понял на собственной шкуре.

ПОЛЕТ НАД ГНЕЗДОМ КУКУШКИ

Вылетаем парой Ми-24 на прикрытие колонны войск, двигающейся из Асиновской под Бамут. Сижу в десантном отсеке одного изМи-24 на месте бортового техника-стрелка. Надев шлемофон и подключив гарнитуру переговорного устройства, слышу все разговоры экипажа. Летим на высоте порядка 1000 м. Сопроводив колонну, легли на обратный курс. Когда мы пролетали над Ореховым, в наушниках послышался характерный писк – нас облучают.

Облучение «вертушка» получает от лазерного дальномера ПЗРК (переносной зенитно-ракетный комплекс). А это значит, что в любой момент по нашему вертолету может быть произведен пуск зенитной ракеты. Я с надеждой посмотрел на парашют за спиной. Еще перед вылетом бортовой техник посоветовал мне надеть парашютную подвеску. Теперь я смотрел вниз: «Да, высоко придется падать». В наушниках слышу голоса командира экипажа 

Саши и штурмана:
– Облучение задней полусферы.
– Производим отстрел тепловых ловушек.
– Не подходи близко к горам.

На миг представив себе белый дым быстро приближающейся с земли к нам ракеты, я загрустил. Еще несколько раз в шлемофоне раздавался сигнал облучения вертолета. Но в этот раз, кажется, пронесло. Видимо, «духи» не решились на пуск ракеты, так как второй вертолет огневой поддержки, шедший с нами в паре, мог бы и не запрашивать разрешение командования и «случайно» нанести удар по огневой точке боевиков. Нанесение ударов по огневым точкам противника – одно из условий ведения боевых действий. Здесь же пилотам приходится действовать на свой страх и риск, чтобы ими не занялась военная прокуратура.

Возвращаемся на базу. Наш вертолет идет на высоте 2-3 метра над поверхностью земли, на «преступно малой» высоте (как шутят сами летчики). Двигаясь по руслу высохшей реки, обходя опасные места, ложась на боевые крены, мы неслись со скоростью 250 – 280 км/ч. Берег реки и кустарники на нем проносились мимо иллюминатора вертолета так, что глазу было не за что «зацепиться». Боевые пилоты, прошедшие Афганистан, Абхазию и Таджикистан, теперь «обкатывали» небо Чечни.

ДАМОКЛОВ МЕЧ

Как я уже говорил, воевать в Чечне приходилось с оглядкой на работников военной прокуратуры, на которых помимо прочих задач был возложен контроль за правильностью применения оружия российскими военнослужащими.
Наличие в зоне боевых действий работников главной военной прокуратуры, возможно, и оправдано, но этот «дамоклов меч», постоянно висящий над российскими солдатами и офицерами, воюющими в Чечне, не давал возможности войскам адекватно реагировать на активные действия боевиков. Перед тем как произвести выстрел, солдат думал о том, не займется ли им впоследствии военная прокуратура. Право «первого выстрела» принадлежало боевикам, чем они и не преминули воспользоваться.
В условиях так называемого «перемирия», объявленного российским руководством в конце мая 1996 года, началась деморализация российских войск и подъем морального духа боевиков.

В ОСАЖДЕННОЙ КРЕПОСТИ



Здание временного управления МВД РФ в ЧР расположено в Старопромысловском районе Грозного, здесь в мае 1996 года находилось главное управление оперативного штаба (ГУОШ). В здании бывшего пожарного управления располагались бойцы сборных отрядов СОБРов и ОМОНов из Калининграда, Орла, Архангельска и других городов России, являющихся боевым костяком ГУОШа. Основными задачами СОБРа в ГУОШе являлось сопровождение транспортных колонн, отработка районов проникновения боевиков и организация засад, охрана официальных лиц и другие не менее важные боевые задачи. Самой трудной боевой задачей, по свидетельству ребят из орловского СОБРа, было сопровождение колонны Яндарбиева на переговоры в Назрань в апреле 1996 года. Сепаратисты отказались ехать в Назрань маршрутом, предложенным федеральным командованием, и бойцам СОБРа пришлось сопровождать колонну сепаратистов по пути, выбранному Яндарбиевым. Маршрут колонны проходил через села, занятые боевиками, поэтому была высока возможность провокации со стороны встречающей Яндарбиева толпы с криками «Аллах акбар!»

Обстановка на территории ГУОШа напоминала обстановку на территории осажденной крепости. На крыше бывшего пожарного управления – огневые позиции СОБРа, окна в здании заложены кирпичом и мешками с песком, с оставленными для стрельбы крохотными бойницами, железобетонные блоки на территории расположены так, что в любой момент могут быть превращены в ДОТы. Мое ощущение осажденной крепости оправдалось в ту же ночь.

«АЛЛАХ АКБАР» – «САЛАМ АЛЕЙКУМ»

Тишина ночи разорвалась внезапно, как от звонка нежданного гостя. С близлежащей «зеленки» по зданию ГУОШа ударили «духовские» гранатометы, из брошенного здания напротив боевики открыли бешеную стрельбу из стрелкового оружия. С гулким стуком ответили с крыши СОБРовские пулеметы, ночное небо с шипеньем осветилось сигнальными ракетами, очереди трассирующих пуль, давая целеуказание, жадно искали свою добычу. Из «зеленки» раздались выкрики «Аллах акбар!», в ответ, с позиции СОБРовцев, дружное: «Салам аллейкум…вашу мать».

Стрельба также внезапно прекратилась, как и началась. В первые секунды впечатление такое, что оглох. Однако последовавший через две минуты выстрел «духовского» гранатомета и возобновившаяся ответная стрельба с позиций СОБРа вернула меня в реальность:
– И часто у вас такое «веселье?» Командир архангельского СОБРа
Толик смотрит на меня – уж не сдрейфил ли я:
– Да практически каждую ночь. «Духи» по-своему понимают «перемирие».

ФУГАС КАК АРГУМЕНТ ПЕРЕМИРИЯ

«Перемирие» уже на следующее утро обернулось кровавой трагедией. В 10 часов утра на Старопромысловском шоссе боевиками был произведен подрыв установленного на обочине шоссе управляемого фугаса. Осколками разорвавшегося 152-мм гаубичного снаряда (танковые и гаубичные снаряды используются боевиками в качестве основной закладки фугаса) пробило броню БТРа, мгновенно убив механика-водителя. Неуправляемый БТР на скорости 70 км/ч, выскочив на противоположную сторону шоссе и срезав бетонный столб освещения, остановился, залитый кровью и забрызганный мозгами находившихся на броне военнослужащих 101-й бригады ВВ.

Четверо солдат погибло в считанные секунды, пятый, которому оторвало взрывом ноги, умер по дороге в госпиталь, шестой умер на операционном столе. Рядом с местом трагедии прошла пожилая русская женщина, закрывшая лицо полами плаща, не в силах скрыть слезы. Скрывать слезы ей приходится от толпы чеченской молодежи, собравшейся на перекрестке и весело обсуждающей случившееся.

В этот же день в ГУОШ были доставлены захваченные на одном из блокпостов пятеро боевиков. Одетые в черную одежду, похожую больше на униформу, они имели при себе оружие, половина которого была с приспособлениями для бесшумной стрельбы. Выходящая из Шали после проведения там операции федеральных войск под руководством генерала Шаманова в мае 1996 года, эта группа пыталась проникнуть в Грозный.

Старший группы боевиков, как выяснилось в ходе следствия, являлся одновременно командиром разведгруппы из отряда Шамиля Басаева. Захваченые боевики дали показания, что они прибыли в Грозный для проведения терактов. Об этом свидетельствовал найденный при них список лиц, входящих в правительство Чечни, с указанием примет и мест расположения рабочих кабинетов. На допросах выяснилось, что боевикам был также дан приказ до 10 июня вывезти из Грозного семьи и родственников боевиков, воюющих в горах. Все это давало основания полагать, что «перемирие» боевики используют в своих целях, и далеко не мирных. Атмосфера в Чечне накалялась с каждым днем.

Нежелание военного и политического руководства России жить по законам пусть не объявленной, но все же войны привело к трагическим событиям в Грозном 6 августа 1996 года. (см. «Падение Грозного»).

КОМЕНДАТУРА

В центре села Шали в трехэтажном здании находится военная комендатура под командованием российского подполковника Аркадьевича (мы звали его так по отчеству). Создание военных комендатур являлось попыткой командования федеральных войск держать под контролем ситуацию в крупных населенных пунктах Чечни.



В начале июня этого года колонна СОБРовцев, выделенных на усиление комендатуры, под прикрытием БТРов выдвинулась из Грозного в направлении Шали. Миновав последние российские блокпосты под Гременчуком, наша колонна вошла на территорию, где полновластными хозяевами являются боевики. От настороженных взглядов мирного населения на базарчиках, а порой и откровенно враждебных – в окнах домов невольно возникла мысль: «Попали в «гадючник». Как выяснилось позже, эта же мысль пришла в голову и другим ребятам, с которыми я ехал на броне.

Прибыв на место, мы с досадой вынуждены были констатировать, что находившаяся на охране комендатуры рота ППС(патрульно-постовой службы) и состоящая из 19-летних срочников, призванных в милицию, годится разве что для выполнения хозяйственных работ, но только не для боя. На фоне лениво и бестолково несущих службу милиционеров ППС прибывшие СОБРовцы из Архангельска, Орла и Астрахани выделялись собранностью, умением быстро ориентироваться в сложившейся ситуации.