Военное дело

Генерал Милютин и реформа военного образования: почему был неизбежен половинчатый результат

Генерал-адъютант Д. А. Милютин – именно ему армия обязана своими победами, а противникам его реформ – поражениями

Николай I – несостоявшийся реформатор

В прошлом материале («На пути к поражению в Крымской войне: причины кризиса русского офицерского корпуса») мы остановились на середине 1850-х, ставших отправной точкой во многом трансформировавших облик России реформ.

Новости СМИ2

Нет, велись они и Николаем I. Подчеркну: именно им, лично вникавшим во все детали управления и обладавшим чувством долга, волей, административным талантом. Унаследовавший корону его сын никаких реформ не проводил, просто подписывал подаваемые ему документы. И в этом плане прав историк К. Б. Назаренко: преобразования второй половины XIX века – реформы без реформатора.

Николай I подготавливал почву для отмены крепостного права – при нем последовательно функционировало 11 секретных комитетов! Вот только самый важный шаг своего царствования, без которого немыслимы были полноценные, ломавшие сословные перегородки военные реформы, в том числе и в сфере образования, император все откладывал на потом.

Кто знает, может быть, и даровал бы крестьянам свободу, если бы не война, которая, надо полагать, раньше срока свела государя в могилу. И дело даже не в неудачах на поле боя, сколько в крушении казавшейся царю незыблемой и закрепленной в Заключительном акте Венского конгресса картины мира.

В ней не могли Англия и Франция выступить единым фронтом против России, овеянный победами флот которой – пойти на дно Черного моря, а солдаты еще недавно поверженного противника – высадиться в Крыму, в подбрюшье империи, видевшейся государю сильнейшей на планете.

Царь умер (Бог весть, была ли его смерть результатом явного или не явного самоубийства или обуславливалась болезнью), но общество словно проснулось с мыслью: «Так дальше жить нельзя».

Николай I – отмени он крепостное право, сумей избежать Крымской войны или победи в ней, проведи реформы, подобные милютинским, то остался бы в истории деятелем, равным Петру I

Сквозь призму кривого зеркала

Хотя на уровне обыденных представлений, те далекие события видятся нам будто в кривом зеркале. Взять со школьной скамьи формируемую точку зрения о причинах не носившего катастрофический характер поражения и даже не являвшегося увесистой пощечиной империи, каковой стала Русско-японская война.

В числе основных причин называются: существенная военно-техническая отсталость, выраженная, например, в необходимости затопить флот на рейде Севастопольской бухты, вследствие его якобы неспособности сопротивляться паровому англо-французскому.

К этому стандартно прибавляется бездарность командования в лице князя А. С. Меншикова; готовность Австрии присоединиться к антирусской коалиции, что будто бы стало одним из веских аргументов, заставивших Петербург подписать унизительные статьи Парижского договора.

Все это сказки. Не выдумки, нет, а именно сказки, ибо они – искаженная память о прошлом, трансформированный в сознании миф.

Собственно, подобное восприятие Крымской войны сказочное и есть. Ибо флот наш, по оценке одного из самых, наряду с С. П. Маховым, компетентных его историков, упомянутого К. Б. Назаренко, отставал от англо-французского на два-три года.

Равно как и не стоит преувеличивать преимущество англо-французской эскадры (на эту тему см. ролик по ссылке, в нем рассказывается о существенно повысившей боевой потенциал Черноморского флота деятельности его командующего – адмирала М. П. Лазарева, а также о том: кто и почему отдал приказ на затопление кораблей).

Адмирал М. П. Лазарев – командующий Черноморским флотом (1834–1851). Портрет кисти И. К. Айвазовского

Переживавшая экономический кризис двуединая монархия меньше всего думала о войне с Россией, о чем С. П. Махов и пишет в блестящем цикле статей (см: «Крымская война. Австрийские резоны»).

Да и князь Меншиков представлял собой далеко не бездарную фигуру, много сделавшую в должности начальника Главного Морского штаба для перевода управления флотом на современный уровень. Хотя, конечно, серьезными просчетами на посту командующего он подпортил себе репутацию.

Тем не менее Крымская война действительно выявила ряд проблем. Фундаментальную из них мы упомянули в предыдущем разговоре: сравнительно с европейским невысокий уровень образования русских офицеров (подчеркну: речь не об образовании вообще, а о его специализации), в том числе и морских.

Последнее тем более досадно на фоне создания в России Академии морской гвардии в 1715 году – на 18 лет раньше, нежели в Великобритании:

По сути Петр I, – пишет С. П. Махов, – явился родоначальником военно-морского образования не только на Руси, но и в мире.

Но заданный почин, увы, не был должным образом развит преемниками императора – во всяком случае, до Екатерины II.

Мы отметили в прошлом материале видение Николаем I проблемы не отвечавшего современным требованиям уровня образования офицерского корпуса и предпринимавшиеся им шаги для ее решения.

Одним из главных из них стало увеличение, на фоне роста Вооруженных сил, числа кадетских корпусов. Однако воспитанники данных учебных заведений составляли в армии меньшинство – не более одной трети от общего количества офицеров.

Где взять офицерские кадры?

Генерал от инфантерии А. М. Зайончковский приводит на сей счет следующие цифры:

За двадцатипятилетие (1825–1850) на 50 567 произведенных в офицеры пришлось всего 14 415 воспитанников военно-учебных заведений.

Да и из этого числа большинство направлялось либо в гвардию, либо в различные военные управления.

Кто же составлял большую часть офицерского корпуса?

Не имевшие военного образования и часто малограмотные, по меркам того времени, дети дворян – знаменитые фонвизинские недоросли, только XIX столетия. Да, веком раньше эта картина носила удовлетворительный характер.

Домашнее образование, умноженное на боевой опыт и сформированную на засечной черте, развитую в войнах с литовцами, шведами, татарами и поляками военную психологию (дворянство XVIII века не мыслило себя вне ратной службы, а веком раньше большую часть жизни проводило вообще за пределами имений, не сходя с седла и не выпуская саблю из рук; мне как-то довелось познакомиться с документами о ранениях дворян в XVII столетии, и диву даешься: как они не только выживали, но и продолжали служить), выковывали неплохие офицерские кадры, позволявшие России одерживать блестящие победы, в том числе и над армиями передовых европейских держав.

Но промышленная революция, начавшаяся в ряде европейских стран уже в период Наполеоновских войн, а в Англии и Нидерландах и того раньше, поставила перед офицерским корпусом гораздо более сложные задачи.

Уже просто домашнего образования и боевого опыта стало недостаточно, требовались специализированные знания, получить которые представлялось возможным только в учебных заведениях.

И в данной сфере наметилось существенное отставание России от потенциальных противников. Причем едва заметные его контуры стали вырисовываться в XVIII веке.

И здесь надо учитывать три фактора.

Тренд на отставание

Первый связан с отсутствием системы военного образования. Учебные заведения – пишет историк С. Д. Морозов – по подготовке офицеров в России впервые появляются в 30-х годах XVIII века, а система военно-учебных заведений сложилась лишь в начале XIX столетия.
Второй характеризуется сравнительно небольшим процентом офицеров, получивших высшее военное образование:

Глубокую военно-теоретическую и общеобразовательную подготовку, – отмечает историк В. И. Харламов, – получало в среднем не более 10 % офицеров.

Маловато, конечно, но в рамках господствовавшей на полях сражений линейной тактики и уровня технического оснащения войск, эта цифра в целом и до Наполеоновских войн удовлетворяла потребности армии.

И, наконец, третий фактор, может быть, даже самый важный. В той же Академии морской гвардии

уровень преподавания – пишет А. Н. Гребенкин – в первые годы ее существования не был высок. Это объяснялось прежде всего нехваткой квалифицированных преподавателей.

Но повторю, проблемы военных учебных заведений вполне компенсировались и характером войн и приобретенным на них боевым опытом.

Да и само тридцатичетырехлетнее правление Екатерины II стало пиком расцвета дворянства, породив таких талантливых военных деятелей как Г. А. Потемкин, П. А. Румянцев, А. В. Суворов, Ф. Ф. Ушаков.

Отзвуки этого расцвета еще затронули Александровскую эпоху, а потом начался закат.

Новый век, новые задачи

XIX столетие поставило перед империей новые задачи, в том числе и в плане преодоления указанных выше проблем. Их слишком медленное решение и привело к Парижскому мирному договору, равно как и пониманию: армия нуждается в квалифицированном и хорошо образованном, на уровне европейских стандартов, офицерском корпусе.

В этой связи неудивительно ключевое внимание, уделявшееся занявшим в 1861 году кресло венного министра генерал-адъютантом Д. А. Милютиным подготовке командного состава армии, особенно учитывая высокий и разносторонний уровень образованности – кстати, не военного: Дмитрий Алексеевич закончил благородный пансион при Московском университете и уже после поступил в гвардейскую артиллерию – самого реформатора.

Министр преобразовал кадетские корпуса в военные гимназии, учебный курс которых в общем мало отличался от принятого в гимназиях реальных (с 1872 – реальные училища).

Александр II – реформатор поневоле

Собственно выпускники военных гимназий и составили основные кадры военных училищ. Однако их число не удовлетворяло в полной мере потребности армии в офицерском корпусе. Уточню: хорошо образованном. Ибо ранее офицерский чин могли получить после соответствующей выслуги вольноопределяющиеся и унтер-офицеры.

Но уровень их образования на момент милютинских реформ уже не отвечал требованиям современной армии. Для решения проблемы были созданы юнкерские училища. Примечательно, что для поступления в них не требовался диплом о среднем образовании.

В целом же процесс реформы военно-учебных заведений сводился, по словам С. Д. Морозова, к разделению их на четыре разряда: низшие (военные школы), средние общеобразовательные (военные гимназии и кадетские корпуса), средние (военные и юнкерские училища) и высшие (академии).

Отмена крепостного права запустила, пусть со скрипом и пробуксовкой, социальные лифты, открыв путь к офицерской карьере лицам недворянского происхождения, путем получения образования в тех же юнкерских училищах. Впрочем, их создание имело не только плюсы, но и минусы.

Юнкерские училища как не панацея

К концу XIX в. – пишет историк С. В. Волков – стало очевидным, что положение выпускников юнкерских училищ – подпрапорщиков до производства в офицеры оказывалось весьма тяжелым как в материальном, так и в моральном отношении (оно слагалось из постоянных противоречий, то ставящих их в ряды офицеров, то низводящих до положения нижнего чина) и нуждалось в изменении. Это обстоятельство (как и необходимость прослужить для поступления в училище год в строю вольноопределяющимся) затрудняло комплектование юнкерских училищ подготовленной молодежью.

Да и в целом при всех стараниях Милютина и его соратников уровень подготовки офицерского корпуса в полной мере не отвечал требованиям современной армии, что продемонстрировала Русско-турецкая война 1877–1878 гг. и о чем свидетельствуют строки, приведенные в одной из работ выдающегося военного мыслителя, генерал-майора А. А. Свечина:

О состоянии генералитета можно судить по письму генерала Циммермана, командовавшего действовавшим, или, вернее, бездействовавшим в Добрудже XIV корпусом, к Милютину от 28 июля 1877 г. В очень мягких выражениях Циммерман так характеризует своих начальников дивизий: «командуют генералы, идущие в первый раз на войну», один из них «не имеет почти никаких сведений и вообще недалеких способностей», другой – «человек неглупый, но нерешительный»; третий «мало знает пехотную и артиллерийскую часть». При большей откровенности командир корпуса, вероятно, сказал бы, что все трое никуда не годны.

А вот запись в дневнике самого Милютина накануне войны:

В среде нашего генералитета не вижу ни одной личности, которая внушила бы доверие своими способностями стратегическими и тактическими.

И дело не в том, что новые офицерские кадры не успели подготовить. Проблема лежала глубже и крылась в самом качестве образования:

Высшие военно-учебные заведения, – отмечал Зайончковский, – были представлены тремя академиями: военной (генерального штаба), артиллерийской и инженерной. Качество преподавания в них находилось далеко не на высоком уровне. По свидетельству современников, все сводилось к школярскому воспроизведению учебников и записок профессоров. Число слушателей было ничтожно мало: так, по штатам военной академии на курсе в конце 40-х годов значилось 25–27 слушателей, в действительности же их было ещё меньше.

В данном случае нужно учитывать: начатое еще Николаем I расширение сети учебных заведений требовало соответствующего числа квалифицированных преподавателей, не только обладающих необходимыми знаниями, но и способными их передать. Начетничества, выраженного в школярском воспроизведении учебников, оказалось недостаточно.

Юнкера. Создание соответствующих училищ – заслуга Милютина

Ибо оно формирует шаблонное мышление, не всегда эффективное на поле боя, где требуются нестандартные и творческие решения – неспроста военное дело относится к искусству.

Преувеличиваю насчет шаблонности мышления?

Нет. В своих мемуарах генерал-лейтенант А. И. Деникин писал:

С каждым годом уровень умственного развития аспирантов постепенно и неуклонно понижается... Отзыв об офицерах, державших экзамен в Академию (Николаевскую Генерального штаба – Прим. авт.), составленный на основании письменных работ их, был поистине удручающий (речь о 1907 г. – Прим. авт.):

«1. Очень слабая грамотность, грубые орфографические ошибки.
2. Слабое общее развитие. Плохой стиль. Отсутствие ясности мышления и недисциплинированность ума.
3. Крайне слабые знания в области истории, географии. Недостаточное литературное образование. Совершенно детская оценка исторических событий.
4. Крайне слабое общее развитие и низкий уровень общего образования. Не знали: что такое власть исполнительная и что – законодательная; какая разница между однопалатным и двухпалатным парламентом и т. д.

А с качеством преподавания были проблемы. Вспомним рассказанную в предыдущем материале тем же Деникиным историю, связанную с полковником Баскаковым. И это в Николаевской академии Генерального штаба. Что говорить о военных учебных заведениях рангом пониже и расположенных вдали от столицы.

Причем насколько у меня сложилось впечатление, качество преподававшихся в военных учебных заведениях гражданских дисциплин иной раз стояло на более высоком уровне, нежели напрямую связанных с исполнением будущим офицером его служебных обязанностей.

Вот только наличие далеких от армии гражданских преподавателей порою приводило к противоположному от ожидавшегося тем же Милютиным результату. Ибо известны случаи, когда под их влиянием, обусловленным негативным отношением к военной службе, учащиеся отказывались от офицерской карьеры. И речь ведь о далеко не самых худших выпускниках – на других либерально настроенные преподаватели и внимание вряд ли бы обратили.

Да и немалая часть молодежи, в том числе и дворянской, во второй половин XIX века уже не грезила офицерскими эполетами. С. Д. Морозов обращает внимание на смену ориентиров

и ценностей у молодежи, оканчивавшей кадетские корпуса на рубеже веков: отказ от поступления в военные училища и таким образом отказ от военной карьеры, переход на гражданскую службу.

О сокращении в офицерском корпусе представителей «благородного» сословия пишет и С. В. Волков: в том случае, если доходность поместья позволяла вести жизнь сравнительно безбедную, то, дослужившись до чина поручика или штабс-капитана, дворянин уходил в отставку – вспомним гоголевского Манилова.

Причину подобного положения дел называет историк А. В. Ганин:

Престиж и непререкаемый авторитет офицеров остались в прошлом. Офицерство имело мало точек соприкосновения с представителями гражданской интеллигенции. В среде последней все шире распространялись взгляды на то, что военную службу выбирают люди недалекие или неудачники… Высокообразованных офицеров в армии явно не хватало.

Да, речь о начале минувшего века, но, полагаю, подобного рода тенденции наметились уже в эпоху милютинских реформ и даже до них. Империя постепенно трансформировалась из военно-феодальной в буржуазную, менялась и система ценностей дворянства, в рамках которой военная служба уже не видалась единственным путем в жизни.

Выше я упомянул гоголевского Манилова, хоть какое-то время проведшего в армии (еще можно вспомнить тургеневского П. П. Кирсанова), а вот чеховский Гаев – человек сугубо гражданский.

Многие же из тех, кто продолжал служить делали это по следующим причинам:

Среди дворянства к середине XIX в. процент лиц, – отмечает С. В. Волков, – обладавших имениями или какой-либо иной недвижимостью, сократился очень сильно и составлял гораздо менее половины. Для лиц же, не имевших собственности, служба становилась единственным источником существования. При этом следует иметь в виду, что и благосостояние большинства неслужащих дворян-помещиков не отличалось существенно от среднекрестьянского, поскольку производимая «прибавочная стоимость» позволяла в то время десятерым содержать на том же уровне еще только одного неработающего, а уже по 8-й ревизии (1834 г.) менее 20 душ крестьян имели 45,9 % дворян-помещиков (а еще 14 % были вообще беспоместными). К 1850 г. из 253 068 потомственных дворян в России 148 685 вообще не имели крепостных, а еще 23 984 имели их менее 10 душ (при этом 109 444 дворян лично сами занимались хлебопашеством).

Кризис дворянства – кризис офицерства

Иными словами, падение материального благосостояния «благородного» сословия, утрата немалой его частью экономической независимости, делало для многих дворян военную службу единственным источником существования, заставляя надевать мундир не по призванию, не из желания служить Отечеству, а от безысходности, быть может, воспринимая путь офицера как лямку, которую нужно тянуть.

Разумеется, в подобной ситуации вынужденные служить дворяне с равнодушием относились к военному образованию, к которому технический прогресс только увеличивал требования.

Вообще, может возникнуть вопрос: почему я столько внимания уделяю дворянству в армии, тем более отметив выше: отмена крепостного права дала возможность сделать военную карьеру представителям других сословий.

Да, так оно и было, о чем свидетельствуют имена и упомянутого Деникина, и генералов от инфантерии М. В. Алексеева и Л. Г. Корнилова. Но все же именно «благородное» сословие оставалось становым хребтом армии и флота – последнего в особенности – вплоть до начала Первой мировой.

Соответственно, переживавшийся общий кризис влиял и на качество офицерского корпуса, в том числе и относительно уровня его образования.

И это на фоне так и не преодоленного технического отставания, пусть и не критического, от ведущих западноевропейских стран.

Косметический ремонт вместо капитального

Ситуация усугублялась, несмотря на реформы, так и неизжитым средневековым характером государственности, выраженным в местничестве. И предание соответствующих книг огню в 1682 отнюдь не превратило в пепел психологию аристократии, благополучно дожившую до 1917 года, и в рамках которой ключевые должности в армии нередко занимали не блиставшие талантами представители правящей фамилии.

Ярчайшие и прискорбные здесь примеры: оба Николая Николаевича – Старший и Младший, все достоинство которых, вознесшее их на вершины военной иерархии и поставленных монаршей волей во главе действующей армии, заключалось в великокняжеском титуле.

Да и в целом деятельность того же Милютина встречала жесткую оппозицию в правительстве. И если не вдаваться в детали, то далеко не всем в феодально-крепостнической по складу мышления так называемой элите нравились шаги, направленные на превращение России в буржуазную монархию.

В числе оппозиции оказались и коллеги Дмитрия Алексеевича, генералы от кавалерии: шеф III отделения граф П. А. Шувалов и министр внутренних дел А. Е. Тимашев.

Насчет Шувалова. Вот как описывает условия работы на одной из графских фабрик губернская газета:

Такой негигиенической обстановки трудно где-либо сыскать. В эти подвалы никогда не заглядывает солнце. Кругом заплесневелые стены. Киснувшее в чанах тряпье источает ужасную вонь. Стоит невыносимый, раздирающий душу смрад. Трудно представить, но в таких условиях люди работают по 12 и более часов...

Не делает чести графу и тот факт, что во время отмены крепостного права в 1861 году,

он всем своим пятистам крестьянам выдал лишь «вольные» без наделов земли (по закону это допускалось). Сохраненную землю граф тут же арендовал уже свободным крестьянам.

(Цитируется из ресурса: «По следам забытых усадеб»).

При таком отношении власть предержащих, с их неизжитой психологией крепостников, к реформам, последние могли дать только половинчатый результат.

Закономерным их итогом стало поражение в Русско-японской войне и неудачи в Перовой мировой – существенные потери в офицерском корпусе на кровавых полях последней, особенно в 1914–1915 гг., думается, и явились одной из причин крушения вовремя не реформированной монархии.

Использованная литература:
Волков С. В. Русский офицерский корпус. М.: Воениздат. 1993.
Ганин А. В. Русский офицерский корпус в годы Гражданской войны. М.: Центрополиграф. 2022.
Гребенкин А. Н. Военно-учебные заведения России начала XVIII в.
Деникин А. И. Путь русского офицера. М.: Эксмо, 2023.
Зайончковский П. А. Военные реформы Д. А. Милютина
Костина Е. В. Основание военно-учебных заведений в России в начале XIX в.
Махов С. Военно-морское образование в эпоху парусов
Морозов С. Д. Военное образование в России на рубеже XIX–XX вв.
По следам забытых усадеб
Харламов В. И. Становление системы подготовки офицерских кадров для регулярной армии и пограничной охраны России в XVIII столетии

Махов С.П. Крымская война. Взгляд «с той стороны»: