Как не надо делать снаряды, или российский 305-мм фугас обр. 1894

Фугасный 305-мм снаряд обр. 1894

О трагедии с отечественными фугасными снарядами эпохи Русско-японской войны сказано уже очень много, в том числе и мной. Мы умудрились обеспечить флот 305-мм фугасными снарядами с прискорбно малым количеством ВВ, что усугубилось неспособностью оснастить их пироксилином.

При этом снаряды были лишены взрывателей моментального действия, отчего они не взрывались при ударе о воду, затрудняя пристрелку на больших дистанциях. А на такие дистанции стрелять в Русско-японскую пришлось – это и перекидной огонь по японским броненосцам, взявшим моду обстреливать внутреннюю гавань Порт-Артура, и первая фаза боя при Шантунге.



В то же время, относительно некачественная сталь, из которой делались эти снаряды, не позволяла рассматривать их как подвид бронебойного боеприпаса.

Почему так мало ВВ?

Как известно, завод Рудницкого, «имевшего возможность изучить производство снарядов подобного рода за границею», в 1889 году представил на суд МТК 6-дм стальные фугасные «бомбы» с содержанием ВВ от 18 до 22,5 % от общей массы снаряженного снаряда. В «Отношении Морского Технического комитета председателю следственной комиссии по делу о Цусимском бое» описана душераздирающая история неспособности отечественной промышленности производить высококачественную сталь, каковая требовалась для выпуска таких снарядов:


Посему создали чертеж попроще, при котором снаряд имел содержание ВВ уже только 7,7 % от полного веса снарядов. Но, поскольку заводы не справились и с такой задачей, то уменьшили вес полезной нагрузки до (в среднем) 3,5 %.

Здесь возникает, конечно, вопрос – почему в России умели делать сталь для качественных бронебойных снарядов, но не сумели – для фугасных?

Долгое время, руководствуясь указанным выше «Отношением», я был уверен в том, что сталь для бронебойных снарядов должна отличаться по своим качествам от стали для фугасных снарядов. Но, как недавно выяснилось, я ошибался если не полностью, то как минимум частично.

Профессор Е. А. Беркалов в своем труде «Проектирование морских артиллерийских снарядов» указывает:

Цена вопроса

И действительно, в «Расчете № 1 стоимости снарядов и прочих предметов в размере половины второго боевого комплекта для судов, идущих в Тихий океан» читаем:

– цена бронебойного 305-мм снаряда – 535 руб. 80 коп. (без стоимости заряда и, насколько я понимаю, без взрывателя);

– цена фугасного 305-мм снаряда – 155 руб. 00 коп.

Соответственно, предположив, что фугасный снаряд из высокосортной стали не будет отличаться ценой от бронебойного (а стали на него идет лишь на несколько процентов меньше), получим, что экономия на одном снаряде составляла 380 руб. 80 коп. Какую экономию это даст в масштабах флота?

К сожалению, ситуация с боекомплектом наших броненосцев не вполне ясна. В 80-х годах XIX столетия он составлял 18 бронебойных, 18 стальных фугасных, 18 чугунных, 4 сегментных и 2 картечных снарядов, а всего – 60 снарядов на одно 305-мм/40 орудие. Но в 1889 году было принято решение снять с вооружения чугунные снаряды. Реализация этого решения затянулась – к примеру, Эскадра Тихого океана исключила чугунные снаряды из боекомплекта только в 1901 году (в войну – вернули, но об этом позже). Эскадренные броненосцы, уходившие в Цусиму, имели по 18 бронебойных, 36 стальных фугасных и 6 сегментных 305-мм снарядов на орудие.

Но все же, по некоторым данным, флот стремился к другому составу, а именно: 27 бронебойных, 27 стальных фугасных и 6 сегментных снарядов. Это совершенно неудивительно, поскольку именно бронебойный снаряд полагался в Российском императорском флоте основным типом боеприпаса.

В любом случае, количество стальных бронебойных и фугасных снарядов должно было составлять 54 снаряда на орудие, а по факту из высококачественной стали делалось только 18 бронебойных. Разница составляет 36 снарядов для одной пушки и 144 – на боекомплект для эскадренного броненосца. Но одному кораблю положено было два боекомплекта. Соответственно, использование дешевых фугасных снарядов сэкономило 54 832 руб. 20 коп. на боекомплект и 109 670 руб. 40 коп. – на броненосец.

Профит!

Согласитесь, что для нашего Морского министерства тех лет, умудрившегося не найти на испытания новых стальных бронебойных и фугасных снарядов «для определения разрушительного их действия» 70 000 руб., экономия в 109 с лишним тысяч рублей, да не разовая, а на каждый новый строящийся броненосец – это же просто сказка какая-то!

Правда, в результате нашим морякам пришлось воевать снарядами, содержащими менее 15 фунтов бездымного пороха, тогда как японские «чемоданы», комплектовались примерно 100 фунтами «шимозы».

Но не рублями едиными

Впрочем, справедливости ради следует допустить, что тяжелый русский фугасный снаряд стал жертвой не только отечественной скаредности, но и общей концепции морского боя, как ее тогда видели.

В конце XIX века, когда проектировались наши лучшие броненосцы, воевавшие в Русско-японскую, никто не собирался устраивать «пострелушки» на расстояниях свыше 25–30 кабельтов. Дистанцией решительного боя и вовсе предполагались 15–20 кабельтов, а то и менее. Но на тех же 20 кабельтов отечественный бронебойный снаряд должен был уверенно пробивать в нормаль 229-мм крупповскую броню, а на 15 кабельтов – даже и 305 мм, каковую на броненосцах тех лет было еще поискать.

Следовательно, по мысли тактиков тех лет, именно бронебойные снаряды должны были стать средством нанесения решающих повреждений на основных дистанциях боя. Роль фугасных снарядов сводилась лишь к кратковременному обстрелу вражеских кораблей, пока те не сойдутся с нашими все на те же 15–20 кабельтов, а также на выполнение хотя бы и важных, но все же второстепенных задач, наподобие обстрела береговых целей.

Таким образом, фугасный снаряд представлялся, скорее, вспомогательным боеприпасом, отчего и экономия на нем могла быть признана вполне целесообразной.

Эта точка зрения вполне подтверждается и тем, что работы по совершенствованию бронебойных снарядов в России велись весьма и весьма интенсивно. В конце ХIX – начале ХХ века проводилось много испытаний с «макаровскими» наконечниками – в отличие от проверки эффективности заброневого действия бронебойных снарядов, деньги на это Морское министерство нашло. Кроме того, в соответствии с установленными правилами, проводились проверки бронебойных качеств снарядов фактической стрельбой – по каждой выпущенной партии.

А вот с фугасными снарядами ничего такого не происходило.

Интересно, что, с одной стороны, в МТК отлично понимали – фугасный снаряд обр. 1894 года по сути своей таковым не является, отчего «не было основания присваивать этим снарядам особо чувствительную трубку, и они были снабжены двойными ударными трубками», то есть теми же взрывателями, что и бронебойные.

А с другой – испытаниям на бронепробитие фугасные снаряды не подлежали. Е. А. Беркалову удалось найти лишь единичный случай испытания 305-мм фугаса (без ВВ), состоявшийся 23 июля 1904 года. Произведен был один выстрел с отклонением 25 град. от нормали к 305 мм бронеплите, закаленной по методу Круппа. При этом скорость снаряда на броне составляла 2 594 ф./сек. или почти 791 м/с, то есть – практически дульная.

В итоге в плите была выбита пробка в 24 дюйма, а вот что случилось со снарядом, Е. А. Беркалов, к сожалению, не указал. Вероятнее всего, он разрушился. Уважаемый профессор лишь констатировал, что представления не имеет о целях такого испытания, поскольку «подобный опыт, конечно, не мог иллюстрировать того, как бы действовал означенный снаряд при действительных скоростях удара и в снаряженном виде».

За установку «двойной ударной» трубки расплачиваться, опять же, пришлось нашим морякам. Можно предположить, что если бы крупнокалиберные снаряды 1-й Тихоокеанской эскадры разрывались при падении в воду, то в бою 28 июля нашим артиллеристам было б куда проще корректировать огонь по японским броненосцам, пока те вели бой на больших дистанциях.

Но зачем вообще было экономить на снарядах?

Пару слов в защиту Морского министерства

Строительство и оснащение флота есть сложнейший процесс, в который вовлечено множество министерств, ведомств, предприятий промышленности и т. д. Оценивая те или иные решения МТК, нужно учитывать обстановку, в которой приходилось работать Морскому министерству тех лет.

С одной стороны, нужно было строить флот, и срочно. Для этого необходимы были деньги. Но прогресс летел вперед семимильными шагами, корабли буквально устаревали на стапелях. Можно составить смету на кораблестроительную программу на несколько лет вперед, вот только ближе к ее завершению стоимость боевых кораблей станет совсем не той, что была рассчитана. А бюджет останется тем же, и надо будет идти с протянутой рукой, испрашивая сверхбюджетные ассигнования.

Но Министерство финансов в лице С. Ю. Витте вовсе не было готово чутко реагировать на нужды и желания флота. Наиболее вопиющий случай общеизвестен: когда сроки окончания новой кораблестроительной программы «Для нужд Дальнего Востока», утвержденной государем-императором в 1898 году, были по настоянию министерства финансов сдвинуты с конца 1902 года до начала 1905 года. В силу того, что министерство финансов полагало, что Япония, против которой ориентировалась программа, изготовит свой флот к войне не ранее 1905 года.

А вот другой пример.

Известно письмо за подписью вице-адмирала Авелана от 19 июля 1900 года, адресованное министру финансов С. Ю. Витте. Начиналось оно так: «Милостивый Государь, Сергей Юльевич. В настоящее время флот не имеет второго боевого комплекта артиллерийского снабжения…» Далее указывалось, что оный боевой комплект обойдется казне в 22 600 000 руб., из которых ассигновано было всего только 1 000 000 руб. – аж 4,4 %! Авелан просил тем же годом ассигновать еще 5 000 000 руб., и далее по 4 150 000 руб. ежегодно, с тем, чтобы вся сумма была получена до 1 января 1905 года.

Данная заявка была рассмотрена на особом совещании по вопросу о дополнительных ассигнованиях к предельному бюджету Морского министерства на период 1900–1904 гг. И была отклонена. Позднее к ней вернулись – и отклонили повторно. По, как это было принято писать в документах той эпохи, высочайшему указанию. Понятно, что оное указание сформировалось на основании докладов Минфина, но для Морского министерства это, конечно же, ничего не меняло.

В итоге из 21,6 млн, запрашиваемых письмом Авелана средств, выделено было лишь 1,3 млн рублей в 1900 году и 1,8 млн рублей – в 1903 году. Понятно, что с началом военных действий деньги сказочным образом нашлись, и в начале 1904 года на приобретение снарядов быстренько изыскали 10,7 млн рублей. Разумеется, это было уже поздно, даже с учетом размещения части заказов за границей.

Вот так и вышло, что на 1-й Тихоокеанской эскадре к началу войны имелся только один комплект снарядов, а из второго не хватало 50 % калибром 254–305 мм, 60 % – 152 мм, а 75-мм почти совсем не было. Хотя с последними есть загвоздка – возможно, снаряды все же были, но не было пороха на их оснащение/заряды, так как в причинах их отсутствия указывается выбраковка 2 000 пудов начавшего разлагаться пороха.


И нужно понимать, что деньги – это только начало дела, ибо далеко не все можно было решить своевременными бюджетными ассигованиями. Ведь даже те снаряды, заказы на которые удалось разместить, мы не могли как следует снарядить. Наши фугасные 305-мм снаряды, с которыми флот ушел в Цусиму имели не пироксилиновую, а пороховую начинку.

Вопрос с оснащением снарядов 1-й Тихоокеанской также интересен – в записках В. Н. Черкасова, артиллерийского офицера эскадренного броненосца «Пересвет», указывалось, что пироксилином снаряжались только снаряды к орудиям калибром 6-дм, 8-дм и 10-дм, а боеприпасам к двенадцатидюймовкам и орудиям менее 152 мм приходилось довольствоваться бездымным порохом. Береговые орудия Порт-Артура не имели даже и этого.

Можно предположить, что даже при наличии платежеспособного спроса, отечественная промышленность все равно не успевала обеспечить нужное нам количество снарядов и зарядов. А если бы мы вместо фугасов «простого чертежа» из второсортной стали, да еще и с минимумом ВВ, заказали бы отечественным предприятиям первоклассные фугасы? Хватило бы у промышленности ресурсов на своевременное их производство?

И опять же – можно сказать, что по такому случаю МТК следовало бы «закатать рукава» и согласовать, как это модно сейчас говорить, проект по производству снарядов нового образца, выбрать частника, помочь ему инвестициями и т. д. Это, кстати, очень правильный и государственный подход.

Вот только не будем забывать, что подобными проектами Морское министерство и так занималось постоянно, тратя на это значительные суммы. Именно Морское министерство неустанно поддерживало знаменитый Обуховский завод, платя по его обязательствам, спонсируя расширение производства, и в конечном итоге окончательно выкупило его в 1886 году в казну. При том, что фактически управляли заводом представители Морского министерства уже с 1865 года.

А что было делать, если у «невидимой руки рынка» не хватало силенок соответствовать всевозрастающим требованиям Российской армии и флота?

Балтийский завод, ставший образцовым питерским кораблестроительным предприятием, в бытность свою в частных руках тоже не поспевал, и в итоге был выкуплен Морским министерством в 1894 году.

И ведь вопрос был не только в увеличении количества строящихся кораблей, но и в развитии отечественной промышленности посредством локализации производства в России. Не то, чтобы тройка броненосцев типа «Петропавловск» была «отверточной» сборки, но все же основную массу вертикальной брони для них заказывали за границей, как и две ходовые установки из трех. Совсем иное дело – серия броненосцев типа «Бородино».

В сущности, флот строился в условиях, когда затраты на его создание имели тенденцию к неконтролируемому росту, бюджетные ассигнования на согласованные программы могли вдруг «уехать вправо», а уровень отечественной промышленности не отвечал стоящим перед ней задачам. И Морскому министерству нужно было как-то балансировать во всем этом в поисках наилучших решений.

Особо отмечу, что я беспредельно далек от идеализации Морского министерства вообще и «7 пудов августейшего мяса» в частности. И совершенно не собираюсь выставлять их жертвой обстоятельств. Ошибок было допущено много, причем совершенно непростительных.

Вопрос ведь не в том, могло ли Морское министерство тем или иным путем обеспечить высокий уровень боевой подготовки флота и качества боеприпасов, пускай даже ценой снижения количества кораблей в постройке. Вопрос в том, что оно даже и попытки такой не сделало. А неспособность найти 70 тыс. рублей для проверки боевых качеств главного оружия флота – стальных фугасных и бронебойных снарядов, вообще не поддается сколько-нибудь цензурному описанию.

Выводы

Сегодня совершенно очевидно, что экономия на боевой подготовке и на качестве боеприпасов абсолютно неприемлема. Поэтому, рассуждая с позиции нашего времени, отказ от создания эффективного 305-мм фугасного снаряда выглядит глупой, непростительной и совершенно необъяснимой ошибкой.

Однако, если мы примем во внимание ограниченную платежеспособность Морского министерства, необходимость экономии, тактические воззрения флота и общий уровень отечественной промышленности – данная ошибка, оставаясь непростительной, становится, по крайней мере, понятной.

Продолжение следует…