Дипломатия – между войной и дружбой

Маленькая проблема российского менталитета

Да, к сожалению, есть такое.

Давным-давно, совсем по другому поводу, в тогда ещё журнале «Крокодил» встретил такую вот мысль, которая на долгие годы запала в душу: мы готовы или бить наотмашь, или целоваться взасос, причём с теми, кого вчера били наотмашь. Хотя да, статья там была совсем о другом.

В принципе, за прошедшее с той поры время вынужден был согласиться: у нас или то, или другое. Или дружба до гробовой доски, или смертельная вражда. Мы как-то плавно, но резко проскакиваем среднее состояние, понятное каждому европейцу, то есть нормальный политический нейтралитет, замешанный на сильном недоверии.

И подобное состояние у них может продолжаться не просто долго, а быть, так сказать, постоянным. Business as usual, как они говорят. То есть как бы и ненависти особой вроде как и нет, но и любовь отсутствует.

Мы же стремимся свалиться в одно из устойчивых состояний: или мир, дружба, жвачка – или война «до ножей». Вот как-то среднее состояние у нас никому не нравится и мало кому понятно.

Дескать, что это?

Ни рыба ни мясо.

Мы так не можем, у нас или взасос, или наотмашь. Иного не дано.

Безусловно, тут сказывается история, климат и география, несколько отличные от европейских, которые и сформировали данный менталитет, но что есть, то есть. Отсюда несколько нелепые попытки разом преодолеть все политические разногласия и, идя на громадные уступки, «задружиться со всем миром», что каждый раз заканчивается для российской дипломатии достаточно печально.

Серьёзно, вот эти самые нелепые попытки профессиональных российских дипломатов искренне взывать к чему-то там хорошему и надеяться на победу добра и на мир во всём мире вызывают по-настоящему искреннее изумление. Оно, конечно, хорошо, но оно так не работает.

Взгляд европейцев

Французский историк Дебидур в своей «Дипломатической истории Европы от венского до берлинского конгресса» с искренним изумлением указывает на то, что царь Александр сдержал свои обещания, данные разгромленной Франции. У этого француза такое поведение русского императора вызвало изумление напополам с непониманием.

Но Франция ликует?

Да как сказать… Скорее нет, чем да. Особых восторгов вот это всё не спровоцировало.

И французский историк очень много пишет о «непонятном и непрактичном идеализме» Александра. И не только касательно Франции, но Европы в целом. То есть, безусловно, после 1814 Франция была растоптана и унижена, вот только попытки России взять и выстроить большую и чистую дружбу на основании честности и благородства ответной реакции не вызвали. Как-то дело не пошло.

Изучая биографию Николая Первого, неожиданно для себя столкнулся с тем, что в британском турне русский самодержец буквально поразил королевский двор своей честностью и открытостью (а также исключительно импозантной внешностью)…

И дело вроде бы хорошее, но потом была война, которую назовут Крымской. Не встретили «души прекрасные порывы» Николая Александровича ответной реакции. Вообще никакой. Да и в целом отношение европейцев к той самой посленаполеоновской «лучезарной» российской внешней политике достаточно сдержанное.

Священный союз не был особо любим не только во Франции, но и в самих Австрии с Пруссией. А ведь намерения были самые прекрасные и благородные: «счастья всем, и чтобы никто не ушёл обиженным». Но почему-то этот самый «союз монархов» европейцам совсем не понравился. В том числе и австрийцам с пруссаками.

Нельзя не упомянуть увлекательнейшую «опупею» XIX века под названием: «освобождение православных братьев на Балканах и в Греции». Что составило во многом цель и смысл российской внешней политики в том самом XIX веке, стоило нам бесконечно дорого и ни к каким позитивным результатам не привело (а Аляску мы потеряли). Причём «бесконечно дорого» – это и в смысле денег, и людских жизней, и политических возможностей, и, что самое главное – времени.

То есть первоначально серьёзный душевный подъём был как в России, так и, в общем-то, в этих самых балканских странах и Греции.

Но вот в результате получилось нечто очень и очень странное.

И в Элладе, и в Сербии, и в Болгарии. Странные получились результаты. Весьма и весьма спорные (это если очень мягко выражаться).

То есть плодами российских побед, купленных весьма и весьма дорогой ценой, воспользовалась далеко не Россия. Сказать, что эти самые «старания» создали нам миллионы друзей, тоже не получается.

«Потерянный» XIX век

То есть, суммируя большую часть российской внешней политики XIX века, на которую и расходовался национальный ресурс, можно сказать, что всё было весьма «православно и духоподьёмно», вот только результаты принесло или никакие, или катастрофические.

Собственно говоря, и в Первую мировую Россия «вписалась» во многом из-за «православной Сербии», ориентированной исторически и экономически (в годы уже независимости) на Австрию.

«Освобождённую Болгарию» возглавил представитель немецкой династии… И её действия в ходе Первой и Второй мировых войн всем широко известны…

Румыния вообще никогда не была хотя бы нейтрально настроена к России.

В общем, что конкретно мы искали на Балканах такой ценой, понять очень сложно. «Союз трех монархов» очень неплохо работал, когда Пруссии и особенно Австрии что-то было надо от России. В Крымскую войну внезапно выяснилось… что «в обратную сторону» он не работает. А ведь именно этот «союз» был сердцевиной российской внешней политики на протяжении десятилетий.

То есть такое складывается впечатление, что после победы над Наполеоном Бонапартом (что стоило России громадных потерь) российская внешняя политика стала реализовывать как раз эти два проекта: Священный союз и славянско-православное братство. Именно туда и вкладывались политические и прочие ресурсы. И всё было на первый взгляд очень логично и последовательно, а главное – «душевно».

Союз стран с монархическими устоями должен был, так сказать, задать особый консервативный вектор в европейской политике. Сделать Россию этаким традиционалистским центром общеевропейского масштаба. А на Балканах должно было получиться ещё интереснее. Учитывая братство, славянство и православие.

Собственно, «Союз трех монархов» умирал очень долго уже после Крымской войны. Какие-то остаточные иллюзии в России ещё оставались, а вот братско-славянско-балканско-православная тема обошлась России невероятно дорого, да, собственно говоря, и составила основное направление российской политики от поражения Наполеона до развала империи Романовых. Вот как-то так получилось. Сумбурно.

То есть преодолеть все разногласия и создать что-то там потрясающее нам так и не удалось. Двадцатый век – отдельно, там своя история. Но вот в XIX не было ещё советской власти, а были сплошная монархия, духовность и православие. И здоровый консерватизм.

Вот только закончилось всё это весьма печально. В дипломатическом смысле слова.

Как-то не было никакого «совка» в XIX веке, по понятным причинам. А Берлинский конгресс был. И было там всё очень невесело. Мирные инициативы Горбачёва, тьфу ты, русских царей в Европе никакого понимания не нашли. Совсем никакого.

Такое складывается нехорошее впечатление, что мы занимались непонятно чем и имели с этого целую кучу проблем. Активное движение в сторону Турции по итогам сталкивало Россию со всей Европой и каких-то позитивных результатов не имело.

А могло в принципе иметь? Если бы мы даже были «чуть успешней»?

Кто-то реально верит в то, что нам удалось бы надёжно закрепиться в тех самых проливах и взять под контроль Балканы?

После Второй мировой войны советские войска стояли в Венгрии, но вот в Югославии их не ждали. Ну совсем не ждали. Румыния, Болгария, Сербия, Греция… что-то как-то всё немного не так получилось. Идеализм был, результатов не было. Страны, которые в «освобождение» балканских народов не вкладывали вообще ничего, имели и имеют там гораздо более сильные политические позиции. Что Британия, что Германия.

Прошлое и современность

Безусловно и однозначно, Пикуль – поп-историк, однако нельзя не согласиться с высказанным им мнением, что российская дипломатическая служба вместо отстаивания интересов российского государства всё хотела сделать Европе «что-то приятное». Показать, так сказать, свою «вовлеченность и цивилизованность».

Автор имел счастье наблюдать советско-российскую дипломатию, как раз начиная с Горбачёва, и сложил себе о ней вполне чёткое представление. Скорее негативное. Вот эти бесконечные попытки, пожертвовав чем-то там «несущественным», прорваться наконец в светлое будущее… Они как бы откровенно вымораживают.

В результате иностранцы с тёплой грустью вспоминают славные времена Горбачёва-Ельцина, когда у нас «была дружба».

Как ни странно, некий питерский политик, возглавив Россию, тоже попытался «перегорбачёвить Горбачёва», то есть по-быстрому, по-шустрому преодолеть все «глупые разногласия» с Западом, которые так нам всем (человечеству в целом и европейцам конкретно) мешают жить, и прорваться наконец в светлое будущее.

Не вышло. Как оказалось, западные лидеры при встречах с российским визави готовы были долго и подробно рассуждать о своих интересах, но теряли всякий интерес к беседе, когда речь заходила об интересах России (Путин был просто потрясён). Потом ещё была ставшая легендарной «речь в Мюнхене», которую принято рассматривать как своего рода «поворотную точку»… В то время как автор её рассматривает как верх политической наивности. Если это, конечно, говорилось «от чистого сердца», а не было упражнением в политической словесности.

Они в принципе не собираются строить с нами «совместное будущее». За наш счёт – это да, но не совместно с нами.

Думать иначе – достаточно опасная иллюзия. То есть «нормальные отношения» с иностранными державами как раз и состоят в аккуратном дозировании негатива.

«Дружба» в политике – вещь малопонятная, а войны лучше всё-таки избегать. И вот где-то между ними и находится та самая «дипломатия». А «жить во вражде» всё-таки лучше, чем совсем не жить. То есть да, это не очень приятно, это как жить со смертельно опасной хронической болезнью, но других вариантов, похоже, нет. Не в этом мире.

А «светлое будущее всего человечества», оно будет, обязательно настанет, но строго по Ефремову, то есть после очередной глобальной войны.